Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Показания, содержавшие первое упоминание о Матюшкине, были даны Бестужевым-Рюминым после устного допроса, состоявшегося 5 апреля, а зачитаны на заседании Комитета 9 апреля[1063]. Лишь спустя полтора месяца, 24 мая 1826 г., последовал повторный запрос Следственного комитета, адресованный Бестужеву-Рюмину. Он касался названных им ранее Матюшкина и Бутурлина: «В ответах ваших вы называете членами тайного общества Бутурлина и Матюшкина.

Комитет требует от вас чистосердечного и положительного пояснения: подтверждаете ли вы показание свое, что Бутурлин и Матюшкин действительно были членами тайного общества и чем можете доказать сие? Знаете ли вы их лично как членов или только слышали как о членах и от кого именно? Каким образом вам о них сказывали, т. е. когда, где и кем именно они были приняты, в каких сношениях и с кем из членов находились и какое принимали участие в делах общества?»[1064] В своем ответе Бестужев-Рюмин свидетельствовал: «Имею честь донести Комитету, что я о Бутурлине никогда не слыхал и в показаниях моих о нем не упоминал. О Матюшкине же говорил мне Матвей Муравьев, но я уже ясно вспомнить не в состоянии, сказывал ли он, что Матюшкин член или что общество намеревается принять его»[1065].

Это повторное показание Бестужева-Рюмина требует комментария. Прежде всего, вопреки ему, фамилию Бутурлина Бестужев-Рюмин на следствии называл, и именно в качестве участника тайного общества. Она прозвучала в его показаниях, зачитанных на заседании Следственного комитета 18 февраля. Отрицание этого обстоятельства в повторном показании говорит о том, что его автор был далеко не во всем откровенен. В своем повторном показании Бестужев-Рюмин уже не свидетельствует о приеме Матюшкина в тайное общество как о безусловном факте, ссылаясь на состояние своей памяти. Он предпочел отказаться от утвердительного свидетельства о принятии в тайное общество нового лица, сделав оговорку: возможно, что Матюшкина лишь намеревались принять, но не приняли.

Повторное показание Бестужева-Рюмина как будто не подтверждает прием Матюшкина в декабристский союз. Тем не менее, оно безусловно представляет значительную ценность как свидетельство о возможном вступлении Матюшкина в тайное общество. Показание прямо говорит о весьма специфическом интересе руководителей тайного общества к Матюшкину: они либо приняли, либо хотели принять его в конспиративную организацию, очевидно, считая его своим идейным единомышленником, готовым стать членом общества.

Но для нас важен еще один момент: Бестужев-Рюмин в этом показании вновь указывает источник своей осведомленности о Матюшкине – М. И. Муравьева-Апостола, – источник, безусловно авторитетный. Можно сказать, что эта информация действительно поступила к Бестужеву-Рюмину «из первых рук», – от лица, долгое время находившегося среди наиболее активных членов Северного общества.

Было бы удивительно, если бы следствие не обратилось после этого с запросом о Матюшкине к Матвею Муравьеву-Апостолу. На следующий день, 25 мая 1826 г., ему были направлены вопросные пункты: «Подпоручик Бестужев-Рюмин показывает, что вы говорили ему о Матюшкине,

но не упомнит, сказывали ли вы ему, что он член тайного общества или что оное намеревалось принять его. Комитет требует от вас откровенного и положительного пояснения: принадлежал ли означенный Матюшкин к тайному обществу, когда, где и кем именно был принят, в каких сношениях и с кем из членов находился и какое принимал участие в делах общества? Равно кто он такой и где находится?»[1066] М. Муравьев-Апостол отвечал на этот запрос лаконично и вполне категорически: «В последнем показании моем я написал Мотовиловка.

Я не говорил с Бестужевым-Рюминым о Матюшкине, которого я не знал никогда»[1067].

Показания Матвея Муравьева-Апостола вызывают определенные сомнения. Прежде всего, они явно противоречат точно зафиксированному в источниках факту его личного знакомства с Матюшкиным, о котором уже говорилось выше. Муравьев-Апостол не только сделал ложное показание, но и предпочел, уходя от ответа на заданный вопрос, скрыться за ссылкой на ошибку, якобы допущенную со стороны следствия – путаницу между приведенным в его показаниях названием села (Мотовиловка), в окрестностях которого происходили события мятежа Черниговского пехотного полка, и фамилией Матюшкина. В данном случае не приходится сомневаться в том, что и со стороны М. Муравьева-Апостола, и со стороны Бестужева-Рюмина (в случае его повторного показания) имело место стремление спасти от расследования и наказания мало замешанное лицо, против которого не было определенных показаний о вступлении в тайное общество и деятельности в качестве его участника. В этом оба декабриста могли убедиться по самому содержанию заданного вопроса.

Можно лишь констатировать, что показания М. Муравьева-Апостола фактически спасли Матюшкина от привлечения к следствию и дальнейшего расследования степени его причастности к тайному обществу.