Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Исследователь событий 14 декабря Я. А. Гордин полагает, что А. П. Сапожников имел большое влияние на Ростовцева и, будучи человеком, хорошо осведомленным о заговоре, способствовал тому, что последний составил письмо к Николаю Павловичу и осуществил свой известный демарш. Письмо это являлось попыткой воздействовать на претендента на престол, устрашить его, отвечало интересам части заговорщиков. Эту точку зрения развивает, иначе интерпретируя мотивы действующих лиц, М. М. Сафонов[1120]. Разумеется, Сапожников не мог сыграть столь важную роль без достаточно полной осведомленности о характере, масштабах, целях и конкретных планах заговора.

В показании Штейнгейля фамилия Сапожникова подчеркнута карандашом, но дальнейшего хода эта информация не имела. Сведения о Сапожникове, судя по всему, не привлекли внимания следователей, – по-видимому, из-за того, что на расследовании обстоятельств, связанных с именем Ростовцева, они получили негласный запрет от императора.

В материалах следствия сохранились показания в отношении нескольких лиц, входивших, возможно, в состав Кишиневской управы Союза благоденствия, далеко не проясненный в полной мере. Так, Н. И. Комаров среди тех, о вступлении кого в Союз ему стало известно, назвал Лишина: «Г[осподин] Лишин был предложен Охотниковым, но им ли был принят после, наверное не знаю. Полагаю, что Бурцов должен знать больше»[1121]

. Свидетельство Комарова, по-видимому, не вызвало соответствующей реакции со стороны следователей; не было оно учтено и Боровковым: фамилия Лишина отсутствует в «Алфавите». Комаров, однако, человек достаточно осведомленный в делах южных управ Союза благоденствия. В 1818–1820 гг. он проявлял значительную активность в духе Союза, был связан и с Кишиневской управой: по некоторым данным, принял в Союз того же В. Ф. Раевского.

Участник Кишиневской управы И. М. Юмин сообщил данные еще об одном предполагаемом члене управы Семинькевиче. Говоря о своем знакомстве с уставом Союза благоденствия, Юмин показал следующее: «На другой день… Непенин, встретившись со мною, сказал мне, что он хочет пригласить подпоручика Семинькевича. Семинькевич, бедный человек, также как и я, сказал, что „я не знаю“, может ли он уделить что от жалованья» [1122].

А. Г. Непенин, командир 32-го егерского полка, принимал не последнее участие в пополнении рядов тайного общества в дивизии М. Ф. Орлова. В частности, именно он принял в тайный союз Юмина и Бахметева[1123]. Возможно, Семинькевич являлся офицером того же 32-го егерского полка, в котором служили Юмин и Бахметев.

Активность Непенина в приеме новых членов подтверждается приведенным показанием осведомленного Юмина, непосредственно контактировавшего как с Непениным, так и с Семинькевичем. На следствии Юмин представил дело так, что он окончательно не согласился вступить в Союз и не дал от себя «подписки». Непенин, заинтересованный в «занижении» собственной активности как члена тайного общества, в своих показаниях также не считал Юмина и Бахметева формально принятыми им в тайное общество. Тем не менее, другие участники Союза знали обоих в качестве полноправных членов[1124]. По-видимому, на следствии Юмин скрыл, что дал свое согласие принадлежать к Союзу. Не исключено, что вместе с ним в таком же положении находились не только Бахметев, но также Лишин и Семинькевич. Вне всякого сомнения, последний из них был ознакомлен с уставом Союза – «Зеленой книгой». На какой стадии остановилась процедура их приема в тайное общество и остановилась ли вообще – неизвестно. Документы следствия прямо говорят о том, что руководящие участники управы в Кишиневе (Охотников, Непенин) намеревались принять в тайное общество Лишина и Семинькевича.

Определенное сомнение вызывает и показание А. Ф. Бригена о принадлежности к Союзу благоденствия известного драматурга и литератора князя Александра Александровича Шаховского

: «…члены общества, кроме выше объявленных мною, о коих вспомнил, были два брата Шиповых, князь Шаховской, директор театра, князь Долгорукий… Копылов, Токарев, Тургенев, кажется, Хвощинский… и генерал-майор князь Лопухин»[1125].

С одной стороны, Бриген, «знаток и ценитель литературы», посещавший концерты и театральные представления, должен был прекрасно знать, о ком именно он показывает. Бриген обладал богатым собранием книг по литературе, истории, философии, военному искусству[1126]. Мог ли он перепутать известного драматурга А. А. Шаховского с Ф. П. Шаховским, принимавшим заметное участие в Союзе благоденствия (правда в Москве, а не в Петербурге, где служил Бриген)? Лишь в том случае, если сведения о членстве в тайном обществе лично ему незнакомого «князя Шаховского» дошли до него из третьих рук и ассоциировались в его представлении с «директором театра» А. А. Шаховским. Такой вариант полностью исключить нельзя.