— Что ты несёшь, я сообщал тебе по дружбе информацию, которую не имел права разглашать… А ты ещё меня обвиняешь в чём-то.
— Я не прокурор, чтобы тебя обвинять, но то, что ты взяточник, известно всем и без меня! — с этими словами Самойлов вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.
Следователь подошёл к каморке, в которой обитал Андрей, убедился, что там никого нет, и посмотрел на часы.
— Группа отправилась на поиски достаточно давно. Странно, до сих пор ни слуху, ни духу.
— Вы же сами говорили, Григорий Тимофеевич, что в наших катакомбах можно блуждать всю жизнь… — отозвался сопровождающий его милиционер.
— Так что это значит? Наплевать и на наших, и на Андрея?
— Вы не сердитесь, пожалуйста, Григорий Тимофеевич. Но — можно сказать?
— О чём? Говори!
— А вдруг Андрей этот вовсе не в катакомбах? Это же ваше предположение.
— Это предположение, которое я сделал не с бухты-барахты, как ты думаешь. Нет, я точно знаю, зачем и почему Андрей Москвин мог отправиться в катакомбы, — уверенно сказал Буряк.
— Считаете, он напал на след смотрителя маяка?
— Думаю, да. Одно меня тревожит. Андрей в одиночку пошёл в катакомбы. Он даже, забыл включить маяк. Очень срочно ушёл, понимаешь?
В это время из подвала выбрался запыхавшийся милиционер.
— Вот, Григорий Тимофеевич, нашёл недалеко от входа. Было припрятано, — сказал он, протягивая следователю пакет с окровавленными бинтами.
— Я же говорю, смотритель был здесь! — воскликнул Буряк.
— Разрешите ещё в подвале всё хорошенько обыскать?
— Пока не надо. Достаточно и этого. Кстати, выяснили, почему вечером не сработала автоматика на маяке? — поинтересовался следователь.
— Произошёл технический сбой. Сейчас уже всё наладили.
— Хорошо, — сказал следователь, — пока все свободны. — Он присел на табуретку и стал размышлять вслух:
— Выходит, Миша, ты опять был здесь. Но зачем?
Подумав, следователь вздохнул и стал спускаться в подвал.
Смотритель и Костя продолжали свой путь по катакомбам. Андрей почти догнал их. По крайней мере, Костя услышал какие-то звуки и спросил:
— Макарыч, ты слышишь шаги? Или это мне кажется?
— Да слышу я, слышу! И уже давно, — отозвался смотритель.
— А кто это? Может быть, милиция вышла на наш след? — предположил Костя.
— Не бойся, сынок, это не милиция. Это другая служба, — усмехнулся смотритель.
— Какая служба? Ты что-то знаешь? Почему молчишь?
— Это тот парень, что на маяке теперь вместо меня работает. Он, когда мы спускались в лаз, за нами полез, — объяснил смотритель. — Заблудится, бедняжка!
— Значит, ты… знал? Видел?
— Знал, видел… Костя, ты волнуешься, как барышня! — заворчал смотритель.
— Как не волноваться. Ты говоришь, он заблудится. А шаги мы уже слышим.
— Ну и что?
— А что будет, когда он нас догонит?
— Костя, нам надо меньше болтать и больше шевелиться — тогда всё будет о’кей. А если так и будем стоять и трепаться, то этот молодой здоровый чувак обязательно нас догонит.
— Хорошо, пошли, — согласился Костя. — Только побыстрее.
— А кто тормозит-то? — хмыкнул смотритель.
Они пошли быстрее. Через несколько минут на том месте, где они стояли, появился Андрей. Он прислушался. Потом оглядел пол и увидел свежие следы. Пока он рассматривал след, свеча погасла. Андрей тихо выругался.
Маша приготовила завтрак, но Алёше кусок в горло не лез. Он всё переживал по поводу Машиного глупого решения.
— Маша, я хочу тебе ещё раз сказать, что твоё решение — неправильное, — наконец сказал он.
— Правильное, — упрямилась Маша.
— Нет, потому что ты опять готова пожертвовать собственным счастьем ради других. Это твой способ общения с миром. Ты так привыкла. Но сейчас… сейчас такая жертва никому не нужна.
— Алёша, послушай! Я приняла решение и не буду его менять. Оно мне кажется единственно верным в данной ситуации. Если ты хочешь знать, трудно или легко, мне было решиться на такое, я тебе отвечу честно — трудно. Но это не значит, что я откажусь от правильного решения потому, что оно для меня трудное.
— Конечно… Лучше пусть все мучаются. Но от принятого… вдруг, ни с того ни с сего, после ночных размышлений решения ты не откажешься! Умру, но не сдамся, так?
— Алёшка, прекрати издеваться. Мне и так несладко.
— А мне? — повысил голос Алёша. — A мне хорошо, замечательно, здорово, да? Я просыпаюсь — и мне моя невеста объявляет, как серпом по желудку, что она, видите ли, решила пожертвовать личным счастьем ради…
— Ради счастья твоего родного ребёнка, — перебила его Маша.
Разговор приобретал всё больший накал, но тут в дверь позвонили, и Маша пошла открывать. Оказалось, что пришла Таисия.
— Доброе утро, — сказала она. — Я вам не помешала?
— Нет, конечно. Доброе утро, Таисия Андреевна, — ответила Маша.
— Доброе утро, — угрюмо поздоровался Алёша.
— Ой, простите. Действительно, помешала, я сама вижу, — смутилась Таисия.
— Да нет же, я правду говорю. Мы с Алёшей уже обо всём поговорили, — сообщила Маша. — Вы были у Кати? Как она?
— Катенька в порядке. Спасибо тебе, Машенька! Я так тебе благодарна, ты себе не представляешь!
— Кате действительно лучше? — спросил Алёша.