Новые марсианские хроники

Кусты можжевельника и бересклета на заднем дворе были полускрыты за тонкими, почти горизонтальными полосами тумана, стелившегося по земле и висевшего над ней, словно диковинный видеоэффект в компьютерной игре. Сырой, но свежий воздух приятно холодил лицо. Он пересёк двор наискось, подошёл к живой изгороди и осторожно раздвинул ветви ломоноса, стараясь не зацепиться за колючки. Там, среди спутанных кустиков жухлой травы, лежало нечто, завёрнутое в плотный пакет из чёрного антистатического пластика. Превращатель. Безусловно, предназначенный для того, чтобы превращать, и в полной мере наделённый этой смертоносной функцией.

Он взял пакет, бережно погладил гладкую поверхность с осевшими каплями росы и положил в карман плаща. Теперь можно было приступать к следующему этапу.

…Бабушка любила вязать крючком, и в её вязании он едва ли не впервые познавал неизменность человеческого мира, изредка перемежаемую великолепием праздников и — это он узнал гораздо позднее — смятением чувств и наслаждением собственной силой, непонятно для чего предназначенной. Причудливые звезды и цветы складывались аккуратными стопками, потом соединялись тонкими перемычками, и возникал ажурный узор, где элементы ритмично чередовались друг с другом или скромно отгораживались рядами плотной вязки. Такое устройство всегда было ему по душе и манило обманчивой новизной; впрочем, он и не знал другого.

Теперь он как будто потянул за тонкую ниточку, и основа начала распускаться. Симметричные элементы узора, внушавшие гордость своей строгой гармонией, таяли на глазах. Что случилось, что вообще могло случиться с миром, который всегда казался прочным и незыблемым, несмотря на внешние перемены и умозрительные рассуждения о бренности всего сущего? Смерть он понимал как полное прекращение бытия, распад сознания, а возрождение в каком-то новом облике оставляло его совершенно равнодушным, поскольку реальность для него всегда была тем, что он мог сам видеть, сознавать и чувствовать. К чему плодить пустые фантазии? Но где-то бесконечно далеко, словно в обрывках детских снов, слабые голоса взывали к нему, дёргали за ниточки, слишком тонкие, чтобы пробудить ответную реакцию, умоляли о чём-то, прорываясь через пелену — гадательно, как бы сквозь мутное стекло,— манили неясным, но невероятно желанным обещанием свободы. Сейчас он понимал, что и раньше слышал их, но не обращал внимания; даже не отмахивался, а не воспринимал как нечто реальное и достойное хотя бы мимолётной мысли. Им не было места в его мире. Но теперь, когда мир сломался окончательно и бесповоротно, он тосковал по ним и даже находил в них какую-то опору, хотя и не мог слышать их по своему желанию. Когда тебя зовут, нужно хотя бы иногда отвечать.

Через день после того, как он нашёл превращатель, к нему зашёл друг, бывший биолог, ныне работавший в одном из столичных банков и время от времени публиковавший рассказы в научно-фантастических журналах. Поглощённый своей находкой, он не сразу расслышал звонок в дверь и некоторое время даже выталкивал назойливый звук из сознания, словно человек, смакующий драгоценные моменты утреннего сна.

— Что бы ты сказал об устройстве, которое выводит человека за рамки обычного восприятия? — спросил он позднее, когда они устроились пить кофе на кухне.— Например, позволяет попадать в такие места, каких ты раньше и представить не мог?

— С каких это пор алкоголь стал «устройством»? Помню, ты рассказывал, как однажды проснулся в совершенно незнакомом месте, а потом оказалось, что тебя оставили отдохнуть под деревом на берегу реки.

В другой раз он бы по достоинству оценил подобное высказывание, но сейчас чужое остроумие лишь скользнуло по поверхности внимания, не оставив следа.

— Я не о том. Это не изменённое состояние сознания — просто ты оказываешься где-то, хотя и не физически… или физически, Бог его знает. Только при этом не ощущаешь своего тела. Представь, что ты можешь видеть мир глазами насекомого и получать такую же сенсорную информацию.

Целое море информации, но тебе не с чем её сравнивать: нет точки отсчёта, и всё рассыпается на отдельные фрагменты. А потом и ты начинаешь рассыпаться.

— Одним словом, «Грегор Замза проснулся и увидел, что превратился в огромное насекомое». Не знал, что ты тоже сочиняешь фантастические рассказы. Сюжет, правда, не оригинальный, и в нём есть одна неувязка. Как вернуться назад?

— Не знаю. Вдруг становится страшно, как никогда в жизни. Настоящая паника, какое-то неземное чувство. А потом что-то дёргает тебя обратно, и ты оказываешься здесь. Внутри всё немеет, отходишь как после наркоза.

— Да, довольно неприятное ощущение. Так что это за устройство?

— Я назвал его превращателем, хотя какая разница? Слова только всё усложняют.

— Можно на него взглянуть?

Он ощутил странное замешательство, словно был пойман с поличным на дурной шутке. Почему-то это казалось неправильным.

— Да, конечно. Я сейчас.