Новые марсианские хроники

Друг с весёлым любопытством наблюдал, как он достаёт чёрный пакет, осторожно распечатывает клейкую ленту и выкладывает превращатель на заранее подстеленную прокладку из вспененного пластика.

— К чему такие предосторожности?

— Иногда на нём как будто накапливается статический разряд. В общем, бьёт током; не сильно, но всё равно неприятно.

Превращатель отливал мягким латунным блеском под светом настольной лампы: два диска размером с ладонь, соединённые подвижной молочно-белой прослойкой. Верхний разделён по диаметру тонкими штрихами у ободка, на нижнем такие же деления, радиально расходящиеся от центра.

— Можешь не считать, всего сорок два,— сообщил он.— Я два раза пробовал повернуть на одно деление, и с меня пока достаточно.

— Он потом сам встаёт на место?

— Да, каким-то образом. А когда поворачиваешь, чувствуешь что-то вроде щелчка. Ещё секунд пять можешь вернуть назад, а потом… всё.

— Предлагаешь провести эксперимент? — казалось, собеседника забавляет эта ситуация.

— Обойдёмся без экспериментов. Ты сам не знаешь, о чём говоришь.

— Не попробуешь — не узнаешь, верно?

К его ужасу, гость взял превращатель и принялся вертеть его в руках.

— Так, что тут у нас? Для начала, нет никакого статического электричества. Это уже хорошо. Диски явно латунные, обточенные на токарном станке. С прослойкой не так ясно; похоже, какая-то гибкая синтетика, маскирующая внутренний механизм…— Он покачал головой.— Что ты мне голову морочишь? Обычные заводские детали, любой работяга тебе такую штуку смастерит за пару часов. Сейчас я…

— Дай сюда!

Когда он схватил превращатель, белая вспышка пронзила его мозг, и он вдруг вспомнил многое из того, что знал раньше. Потрясённый, он отдёрнул руку, а когда пришёл в себя, то увидел, что друг смотрит на него с недоумением и некоторым раздражением.

— Ты какой-то совсем дёрганый стал. В чём дело? Я всё равно не поверю, что ты сам веришь во всю эту чушь, но должно же быть какое-то разумное объяснение.

— Оно… есть.

Но объяснения не было. Как объяснить знание, внезапно нахлынувшее на него, далеко за пределами любых мыслей и слов, как океанский прибой, как дерево, раскинувшее ветви в безмолвном приветствии смерти, как нечто большее, с бесконечной нежностью принимающее в себя мириады живых существ? Он знал, но ему не хватало сил выразить это знание в простых и понятных словах.

— В общем, я поверну диск, а ты держи меня, если я вылечу в форточку.

— Не надо, Паша,— с тихим отчаянием сказал он. Странное оцепенение не покидало его, но он продолжал говорить, преодолевая немоту: — Кажется, я кое-что знаю. Нужно время, чтобы освоиться… Каждый раз, когда ты проходишь очередное деление, ты становишься ближе… но только если сможешь собрать себя по кусочкам. Иначе пропадёшь, умрёшь, и тебя больше не будет.

— Ну что же, если ты освоился на первом этапе, я попробую начать со второго. Это разумная предосторожность, не так ли?

— Подожди,— на этот раз говорить было легче; голова прояснилась и мысли начали обретать более или менее связный вид. Если бы только не эти странные переходы от веселья к отчаянию! — Понимаешь, эта штука не предназначена для экспериментов. Я попробовал один раз и дорого заплатил за это. Она вообще не для таких, как мы с тобой. Меня, наверное, спасло только то, что я очень люблю самого себя… Нет, «люблю» не совсем то слово — скорее я очень привязан к себе, иначе не смог бы собраться здесь, в этом месте. Если ты готов, то можешь пройти, но если нет, тебя разнесёт на атомы, и никакая сила уже не соберёт обратно.

— А как нужно готовиться?

— В том-то и дело, что не знаю. Иногда кажется, что знаю, но от этого становится так страшно, что лучше не думать. Если узнаю — уже точно никогда не буду таким, как прежде.

Гость снова покачал головой. Он выглядел так самодовольно в своём невежестве, что хотелось дать ему хорошего пинка… если только это могло что-то изменить. Было ясно, что его одолевает любопытство, за которым угадывались смутное беспокойство и слабые ростки страха. Всё это было таким человеческим — впрочем, каким ещё оно могло быть? Или само мышление уже изменилось? Нет, всё дело в том, что нужно считать человеческим. Он с запоздалым сожалением понял, что и в нём самом, и почти во всех остальных человеческое начало скрыто, погребено под чуждыми наслоениями, подобными многолетним отложениям шлаков в кишечнике.

— Всё это очень интересно, но, с твоего позволения, я всё же хочу попробовать. Хочется самому узнать, бывают ли чудеса в этом мире. (Снисходительность, бравада и попытка отделаться от собственного беспокойства.) Я читал о подобных вещах у разных авторов, хотя там не упоминалось о специальных устройствах. (Личная осведомлённость и логическое мышление.) Так что не расстраивай меня. (Лицемерие и скрытый комплимент в свой адрес.)

— Как хочешь,— тихо сказал он.— Но если ты не вернёшься, знай, что я последую за тобой… рано или поздно.

— Спасибо. (Искренность? Да, он действительно тронут до глубины души.) Тогда до встречи где угодно, хотя бы на Марсе!