– Двадцать четвертый век – это очень интересное время. Рассказывать о нём можно бесконечно. Стали развиваться два новых политико–экономических уклада: либеральный капитализм и зеленый анархизм. Капитализм закрепился в старых городах: Нью–Йорк, Лондон, Париж… Их экономика строилась на секторе услуг: развлечения, образование, туризм. Здесь же выпускали машины ручной работы и разные предметы роскоши. Аграрные регионы оказались под контролем зелёных анархистов. Эта партия приобрела большой вес в Центральном парламенте перед крахом Глобального экономического союза. Люди поддерживали её, опасаясь экологической катастрофы. Зеленые пытались восстановить природу Земли: сажали деревья, рекультивировали почвы, собирали и перерабатывали отходы. Зарабатывали они на продаже продуктов питания. Однако к концу первой половины 24-го века в городах стала преобладать синтетическая еда и аграрные кооперативы зелёных лишились экономической основы. Это пошло на пользу их главному делу – реанимации природы. Уже не нужно было производить так много сельхозпродукции, уменьшилась площадь пашен, быстрее стали восстанавливаться экосистемы в степях и долинах рек. В поисках средств к существованию зеленые освоили новые технологии переработки отходов и принялись за утилизацию свалок, которые создавались веками. Но не успели они расчистить и десятой части, как энтузиазм закончился, мода на загородную жизнь прошла. В начале 24-го века образ зеленого анархиста был связан с человеком, который сажает деревья, выращивает пшеницу и делает вино. А уже через пятьдесят лет его представляли как оператора мусороперерабатывающей станции, который кроме отходов ничего в жизни не видит. На самом деле на станциях работали роботы, а члены «зеленого» кооператива могли в своё удовольствие заниматься микробиологией, селекцией или экопланированием. Но это уже никого не интересовало. Поток людей из города в село иссяк и появилось обратное течение. Сельская молодежь хотела делать карьеру в смартсити или участвовать в модных тусовках в старых городах. К концу 24 века бывшие аграрные районы стали заселяться разными маргиналами: фриками, сектантами, наркоманами.
– Глобальный экономический союз был политическим образованием? Что–то пришло ему на смену?
– Существование Союза было обусловлено существованием Неподконтрольных территорий. Они противопоставлялись и в то же время дополняли друг друга. Неподконтрольные территории служили сырьевой базой и рынком сбыта, в то же время воспринимались как источник угроз. Однако их потенциал стремительно иссякал. К моменту краха Союза они уже не могли давать достаточно нефти, металлов и иметь сколь нибудь заметные армии. Во время ликвидации Союза в самом начале 24-го века понятие Неподконтрольных территорий исчезло. Мир впервые стал по–настоящему глобальным. Но единого политического правительства не возникло. Здесь свою роль сыграла и идеология зеленых анархистов, популярная в конце 23-го – начале 24-го века. Так что полной глобализации, которую повсеместно провозглашали, на практике не произошло. Пользуясь отсутствием планетарного правительства, местные власти начали вводить различные торговые, миграционные, карантинные ограничения. Поэтому о едином экономическом пространстве в 24-м веке можно говорить очень условно. Правом торговать по всему миру пользовалась только небольшое число глобальных корпораций. И то им пришлось поделить зоны влияния.
– Я так понимаю, что о развитии космических программ в этот период речи не было?
– На Земле не было организаций, способных сконцентрировать ресурсы и построить звездолет, подобный «Каравелле». Зато развивались небольшие лунные станции. В в 2353-м году основан первый лунный город Армстронг. Сначала туда возили туристов. Но постепенно его заселили ученые. В Армстронге построен первый универсальный генератор полей. Кстати, «Новый мир» был создан на основе проведенных там исследований. Лунными и орбитальными программами занимались корпорации, которые должны были окупать инвестиции.
– Судя по тому, что ты прилетел к нам, маятник истории на Земле качнулся в другую сторону за последние два века?