— Очевидно, Владимир Николаевич, вы не отдаете себе отчет в серьезности положения. Дело тут вовсе не в том, что этот самозваный Комитет действует от моего имени. Здесь я готов с вами согласиться, что, быть может, Михаил считает, что я где-то блокирован и меня пытаются принудить к каким-то противным моей сути действиям. Но ужас в том, Владимир Николаевич, что этот Комитет провозглашает от моего имени вещи, на которые я никогда не соглашусь. Никаких конституций и прочего непотребства я не допущу. Михаил же, нахватавшись в столичных салонах всяких идей и попав под влияние интриганов типа Родзянки и собственной женушки, пытается принудить меня согласиться на эти ужасные реформы. Я уверен, что Михаил сам додуматься до такого не мог, и мне важно понять под чью же диктовку он объявляет об этих обещаниях. Поэтому я повелеваю деятельность этого Комитета прекратить, его распоряжения не выполнять, любые документы и обращения уничтожить, а генералу Иванову исполнить мое повеление и свой долг.
Воейков кивнул и вышел. Но отправлять Высочайшее повеление не стал, твердо уверенный, что Государь действует на эмоциях и через некоторое время изменит свое решение. Во всяком случае сам генерал Воейков приложит все свои силы для этого.
ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
— Именем революции я приказываю вам сложить оружие и покинуть здание Министерства путей сообщения! С этого момента я являюсь здесь главным!
Ходнев с удивлением поднял голову на зашедших в кабинет уверенным шагом двух человек.
— Мазайков!
— Тут я, вашвысокоблагородь!
Полковник строго посмотрел на денщика и брезгливо поинтересовался.
— Кто пустил сюда вот это… этих…
Говоривший возмутился:
— Позвольте, господин полковник, вы забываетесь! Вы не отдаете себе отчет в том, что вы разговариваете с новым комиссаром путей сообщения! Я попросил бы вас сменить тон и освободить мой кабинет!
Ходнев продолжал игнорировать вновь прибывшего и смотрел на Мазайкова, ожидая ответа на свой вопрос. Тот явно стушевался.
— Так это, вашвысокоблагородь, они прибыли с солдатами Лейб-гвардии Кексгольмского запасного полка, и, значится, хотели поговорить с однополчанами, вот. Стоят они щас там внизу, у баррикады, разговаривают с нашими солдатами. А этих господ в здание провел сам товарищ министра путей сообщения Борисов, ну и солдаты не посмели препятствовать ему. Вот значится, как было дело, вашвысокоблагородь…
Полковник, наконец, перевел взгляд на вошедших.
— Итак, милостивые государи, соблаговолите объяснить, кто вы такие и почему я вообще должен уделять вам внимание.
Лицо Некрасова потемнело от гнева.
— Я, милостивый государь, Некрасов Николай Виссарионович, депутат Государственной Думы, и я назначен комиссаром в министерстве путей сообщения! Мне предписано арестовать прежнего министра господина Войновского-Кригера и принять управление Министерством на себя.
Ходнев обратил свой взор на второго гостя.
— А вы кто такой будете?
— С вашего позволения, я Бубликов Александр Александрович, депутат Государственной Думы и товарищ комиссара в министерстве путей сообщения.
Ходнев подумал несколько мгновений и уточнил.
— Стало быть, и вы тоже назначены?
— Точно так, — Бубликов степенно кивнул, — назначен.
— Итак, вы, господа, оба назначены и с этим ничего не поделаешь. — Ходнев сокрушенно вздохнул и тут же спросил. — Но позвольте поинтересоваться, а кем назначены, собственно?
Взбешенный Некрасов закричал в лицо полковнику:
— Назначены Временным Комитетом Государственной Думы, которому сейчас принадлежит вся власть!
Ходнев еще раз подумал и крикнул:
— Конвой!
И уже вошедшим солдатам приказал.
— Этих взять под арест как изменников.
Некрасов взвизгнул:
— Вы не имеете права!
Полковник спокойно возразил:
— Насколько мне известно, вся власть в России принадлежит Государю Императору, Государственная Дума Именным Повелением распущена, не имеет права заседать и принимать какие-либо решения. Ваш комитет депутатов — самозваная группа заговорщиков, которая устроила мятеж в столице. А что касается управления железными дорогами, то я имею телеграмму из Ставки, которая указывает, что сейчас означенное управление осуществляет генерал Лукомский через генерала Кислякова. Так что вы, милостивые государи, самозванцы и заговорщики. Майзаков!
Денщик подскочил.
— Тут я, вашвысокоблагородь!
— Где эти агитаторы, что пришли с этими господами? На улице? Ну и славно. Под арест их.
Глава 16. На суше, на море и в воздухе
ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
Генералы смотрели через окно на то, как по площади марширует колонна солдат Лейб-гвардии Преображенского полка с полковым знаменем и оркестром.
— Хорошо идут. — Беляев аж крякнул. — Наконец-то!
Хабалов с сомнением покачал головой.
— Идут-то они, может, и хорошо, только…