Новый Мир ( № 1 2005)

И кто знает, может быть, где-то среди звезд... говорят, там другой, единый язык... Я расскажу тебе, как любил тебя и помнил каждую минуту своей жизни твои темные печальные глаза... а ты простишь меня...

Белый пожар

                           *      *

                               *

Страх не воплотиться, не успеть, не спеть

вряд ли черным потом оправдаю.

Что опять? Сплетая золотую сеть,

не вплести ли птицу в рыбью стаю?

Праздные вопросы, незачем чертить

схему беркутиного полета.

Не солить же море, и полынь перчить

в диком поле — дело идиота.

Но и наши, скажем, дерзкие дела

диковатых черт не лишены ли?

Где была ты, муза? Что пережила?

Жалуешься? Косточки заныли?

Все о’кей, подруга. Завершится гнет

неба, почерневшего до жути, —

вдохновенный мусор с берега смахнет

белое крыло тайфуна Джуди.

 

                           *      *

                               *

С шести до семи разбудила, жалела, кормила,

велела: доспи.

Послушался. Сон разразился. Нечистая сила

гуляла в Степи.

Гремели копыта, тачанки ложились под танки,

Каяла в огне

сгорала под крик воронья в оперенье зарянки.

Неужто во сне?

Глазам не поверил. С открытыми сплю почему-то.

Ни вида семьи,

ни образа мира, ни милой мордашки уюта

с семи до восьми.

Ни славьему щелку, ни славе, ни конскому скоку

не верил дотла,

а ты приходила, а ты достоверна, поскольку

Каяла — была.

 

В сторону Углича

Ни синих глаз, ни белых рук,

ни соловья-страшилища.

Вполне искусственна вокруг вода водохранилища.

Кто срезал эти берега? Куда смотреть? На глину ли?

Нас покалечили, река, покинули и кинули.

Поводит оком дохлый сом. Лежит в руинах царский дом.

В печи заката не найдем ни жарево, ни печево.

Храм погорел, паломник хром, охрана пьет паленый ром —

тут и медведю с топором, пожалуй, делать нечего.

Луга затоплены. Сырбам и по веленью щучьему

не появиться — стыд и срам. И лесу быть замучену.

Когда б ему досталось — быть! За деревцами хилыми

осталось только волку выть в ладу с электропилами.

Среди коряг в кустах заляг, но в каждой точке отчины:

— Дай закурить! — кричит земляк, и звезды обесточены —

в кромешной тьме, в глубоком сне: — Дай огонька! — Заметано.

В часовне, вставшей на волне, о незаморской стороне

на изразце сияет:

                               мне

                                      сие

                                           потребно,

                                                  — вот оно.

Сие потребно только мне, да грамотею старому,

да звонарю на волжском дне, да лесу с кудеярами.

Когда б на Волгу занесло б его — рыдать внеклассово,

глаза бы вылезли на лоб

у Николай Некрасова.

                           *      *

                               *

Замахнусь на запад и на юг,

замахнусь и дам,

потому как нам пришел каюк,

по гнилым зубам.

Этим невидимкам в небесах

с грузом на борту,

ветру в поле, беженке в слезах,

хлопотам во рту.

Всей системе мер, весов, вещей,

их порядку, их

логике, действительности всей,