Новый Мир ( № 1 2009)

Впрочем, Шариков оставался гегемоном недолго. Художник лучше других чувствует дух эпохи, первым замечает смену курса. Проект конституции, формально уравнявшей всех граждан Советского Союза, еще не был утвержден, Сталин еще не пересел в бронированный «паккард», из общественного сознания еще не улетучился демократический воздух равенства, когда режиссер Абрам Роом снял по сценарию Юрия Олеши картину «Строгий юноша»: «Одинаковых людей нет и не может быть. Это буржуазное равенство… „Равняйся на лучших...” Лучшие — это наши вожди, зодчие социализма. Лучшие — это те, кто творит мысли, науку, технику, музыку».

Лозунг всеобщего равенства был в 1917 году первейшим, без него не могли обойтись ни большевики, ни анархисты, ни эсеры, ни даже кадеты. Прошло всего семнадцать лет, и сценарист «Строгого юноши» решился написать: «Социализм — это неравенство».

Этот фильм появился слишком рано, его положили на полку, но ни Олешу, ни Абрама Роома не арестовали за антисоветскую агитацию, значит, не сочли все это «антисоветчиной».

После Второй мировой киногерои сменили демократичные кепки на буржуазные шляпы. На экранах появился гламурный мир советской фабрики грез. Советское официальное искусство с удивительным бесстыдством пропагандировало новое неравенство. Если «Кубанские казаки» Ивана Пырьева были фильмом лживым, то «Весна» Григория Александрова — бесстыжим. Любовь Орлова срочно сменила экранную профессию. Место пролетарской золушки заняла гламурная дама. Хорошо одетые люди ездят на шикарных машинах, живут в роскошных двухэтажных квартирах, а «народ» — комические домработницы, завхозы, гримерши — их обслуживает. Высокие чувства и возвышенный труд представителей новой элиты противопоставлены комичным и малоценным занятиям «простых людей».

Сталинский ампир лишь отражал новые общественные порядки: «Воротясь с войны, Щагов, как и многие фронтовики, не узнал той страны, которую четыре года защищал: в ней рассеялись последние клубы розового тумана равенства, сохранённого памятью молодёжи. Страна стала ожесточена, совершенно бессовестна, с пропастями между хилой нищетой и нахально жиреющим богатством. <…> дочь исполкомовца уже одним своим рождением предназначена к чистой жизни и не пойдет работать на фабрику. Невозможно себе было представить, чтобы разжалованный секретарь райкома согласился стать к станку. Нормы на заводах выполняют не те, кто их придумывает, как и в атаку идут не те, кто пишет приказ об атаке»[2]

.