Новый Мир ( № 10 2010)

Позже о. Владимир (Воробьев) вспоминал о солженицынском выступлении этом с недоуменным возмущением (на Соловках). Задело, что А. И. сказал, что многочасовые помпезные и пышные праздничные службы, транслируемые по ТВ, никак не приваживают бедствующий народ к православию. В общем, выступил вполне в духе христианского демократа из “Вестника РХД” и “парижского движения” в целом. Нашим серьезным “обрядоверцам” это уж никак не могло прийтись по душе. Да и меня, честно сказать, смутило. Хотя понимаю и Солженицына: простоватому зэку от такого изобилия парчи и золота душно.

 

В Москве уже 3 часа, похороны в Елоховском подходят к концу. И здесь у нас, как в Москве, дождь с отвесными хлопьями редких крупных снежинок.

 

Есть у А. И. две публицистические вещи, язык которых тяжел и искусственен — совершенно не годится для адресатов: “Письмо вождям Советского Союза” Брежнев назвал “бредом”. Да он просто не мог помимо прочего разобраться в языке “письма”: первое же предложение — в абзац. Некоторые фразы и я-то распутываю с трудом. Искусственный натужный язык.

Ну и “Как нам обустроить Россию” написано втоне“а мы просо сеяли, сеяли”. Неудача, несмотря на замечательное “Немного подальше”. Публицистическое выполнение общественного задания.

 

Молодежные (анархические) беспорядки в Греции. Молодые бесы с закрытыми по глаза лицами. Бьют пожилых. Уже неделю. Полиция либеральничает.

 

После моего “пушкинского слова” подошел ко мне в перерыве Илья Глазунов.

— А главного-то вы все-таки не сказали.

— ?

— Дантеса-то к намприслали

.

— Кто? — вырвалось у меня.

Глазунов лукаво покачал головой:

— А то вы не знаете…

 

После писания в закутках, на коленях и на маленьких плоскостях Солженицын в Вермонте осуществил мечту, так необходимую ему для работы (чтобы не теснясь разложить материалы), — столы по периметру больших просторных помещений. Так же потом — и в Троице-Лыкове.

 

Профессиональный патриотический тамада В. К. однажды подошел ко мне пожимать руку после моего короткого слова на пушкинском вечере в Пскове. “Очень, очень хорошо! Между Сциллой и Харибдой, между Сциллой и Харибдой”, — и смотрит лукаво-понимающими глазами. И я подумал: бедный, бедный! Всю жизнь приходится ему с осторожностью выстраивать свои отношения, чтобы у патриотов слыть своим, но и либералов не отпугнуть. Бррр… То ли дело я: давным-давно послал всехнаи живу свободным человеком, не стараясь угодить никому, не боясь, что кто-то невзлюбит. Трудно? Не просто. Зато каксвободно!