Новый Мир ( № 11 2010)

Вот пример еще одного из его афоризмов – «упущенные возможности – навсегда упущенные возможности». Следует отдать должное его тогдашним прихожанам – они мгновенно, на лету схватывали его замыслы и вместе претворяли их в жизнь. На моих глазах отец Александр передает английское издание книги Николая Зернова

[10]«Русский религиозный ренессанс» Мише Меерсону, а тот, не пряча книгу в свой добротный прославленный кожаный портфель, в котором умещалось больше, чем в чемодане, почти тут же распределяет главы между прихожанами, чтобы те начали перевод. Одна из глав досталась мне. Неудивительно, что в 1974 году, спустя семь лет этот перевод, отредактированный самим Николаем Зерновым, был издан Никитой Струве в Париже.

Возрождение «Вестника русского студенческого христианского движения» было делом двух конгениально мыслящих людей – отца Александра в СССР и Никиты Струве во Франции. Об этом позже в расширенном издании книги «Бодался теленок с дубом» будет вспоминать Александр Солженицын, который активно подключился и стал третьим в деле возрождения парижского «Вестника», который благодаря Асе Дуровой и Степану Татищеву

[11]нелегально возвращался в Москву, пробуждая и побуждая к делу религиозного просвещения и противостояния коммунизму. Когда из Пскова в Москву приезжал священник Сергий Желудков, он обязательно приезжал в Тарасовку. Во многом они с отцом Александром были единомышленниками.

И вот в эту живую атмосферу, окружавшую отца Александра, попала Наташа Трауберг. Ее прекрасное знание иностранных языков, талант переводчика пришлись весьма кстати в приходе отца Александра. Неиссякаемая энергия Миши Меерсона помогала распространению Честертона, который тогда казался нам трудно постигаемым и парадоксальным. Атмосфера свободы, то живительное окно в мир, которое открылось в 1960-е годы, способствовала бурному росту не только идей, но и жадному познанию того лучшего, что было наработано на Западе за те годы, когда СССР был намертво отрублен от него железным занавесом. Во многом мы были иностранцами в собственной стране – не знали богатейшего наследия русского религиозного ренессанса, не говоря уже о том, что было написано нашими мыслителями на Западе после революции.