Новый Мир ( № 12 2010)

А ты, почтенная госпожа Саумари, сколько лет людей исцеляла? Уж тебе ли не знать, что калекою можно сделать, сохранив и руки, и ноги, и все остальное. И чтобы ослепить человека, не обязательно глаза вырывать, и чтобы глухим его сделать, не обязательно уши резать. На поверхности-то незаметно будет... И мы сейчас начнем. Только вот что... Ты же, почтенная, все-таки ведьма. И как бы не применила ты какую колдовскую уловку, дабы боль не чувствовать. А посему придется принять меры...

Он повернулся, махнул рукой — и из темного угла выступила чья-то фигура. Синий плащ, острый капюшон, сцепленные на животе пальцы.

— Ну, здравствуй, тетушка Саумари, — откинув капюшон, без тени улыбки произнес начальствующий над учетной палатой южных звеньев. — Свиделись вот... Так... И что мы тут имеем?

Он вытянул вперед обе руки и начал водить ими возле меня, точно пытался нащупать потайную дверцу в стене. С губ его то и дело срывались длинные фразы, в которых я не улавливала ни единого знакомого слова. Вот чему не учил меня наставник, так это колдовским языкам.

— Чисто, — наконец объявил он старичку Амизигу. — Не привязаны к ней духи, и знаков силы тоже не наблюдается.

— Замечательно. Тогда приступаем. — Старичок взглянул на меня добрыми коровьими глазами. — Госпожа Саумари, а может, так одумаешься? Пока не начали, а?

Хоть бы еще немножко оттянуть! Что бы ему такое сказать... лишь бы не прямо сейчас, не сразу...

— Доводилось мне слыхать, старик, — произнесла я голосом “тростник под ветром”, — что в Высоком Доме строго соблюдаются государевы законы. А по закону, еще две дюжины дюжин лет назад установленному, пытка дозволяется, только чтобы понудить обвиняемого признать свою вину.

В чем же вина моя? Если в том, что поверила я сердцем Богу Истинному и отверглась ваших многочисленных богов, то я и не скрываю. Если же пыткой ты хочешь вырвать у меня отречение, то это противно и закону, и здравому смыслу. Если доказана вина моя, то наказывайте. А коли даже отрекусь, то как проверите, что отреклась я искренне? А что, если по-прежнему буду поносить богов, продолжая тем самым преступление свое? Выходит, пытками ты надеешься покрыть преступление? И где же после того разговоры о законе? Вы пишите, пишите, — наставила я скрюченный палец на двоих сереньких, неприметных писцов. — И запоминайте, как нарушают в Высоком Доме закон и справедливость.