Новый Мир ( № 2 2012)

они падают с жестом отрицанья.

 

Und in den Nаchten fаllt die schwere Erde

aus allen Sternen in die Einsamkeit.

  

И ночами падает тяжелая земля

из звезд в одиночество.

  

Wir alle fallen. Diese Hand da fаllt.

Und sieh dir andre an: es ist in allen.

 

Мы все падаем. Эта рука — вот, падает.

Посмотри вокруг: так во всем.

  

Und doch ist Einer, welcher dieses Fallen

unendlich sanft in seinen Hаnden hаlt.

 

И все же есть Один, который это падение

бесконечно нежно держит в своих руках.

 

Никакой падучей, никакой болезни, муки, греха — все это «вещи», нерелевантные Рильке. Один поддерживает непадающих грешников, которые не могут, а Скоби считает, что могут, проскользнуть через Его пальцы. Есть завораживающая, наполненная красотой картина всемирного космического процесса, который поддерживается этим Одним. Падение земли из звезд в одиночество и темноту не есть нечто плохое: в картине мира Рильке темнота  и одиночество — модусы истинного бытия, необходимые для того, чтобы прийти к собственной подлинности, оказаться лицом к лицу с Одним.

Услышь Скоби это, он услышал бы весть не о болезни, не о нравственном падении, не о грехе — он бы услышал весть о картине мира, в которой нет места тупику, обрекающему его на гибель. В этом мире Скоби не за что полемически зацепиться, не на что возражать, он мог бы отвергнуть его целиком, но и в этом случае Рильке не подтолкнул бы его к смерти.

Так кто виноват в смерти Скоби?

Ан вот вы-то, коли так, и убили. Это про Лейшмана. Неправильный перевод погубил хорошего человека. Страшное предостережение всем переводчикам. Не многие делайтесь учителями, одумайтесь, придется вам за это ответить. Так говорил апостол Иаков. А я говорю вам: не многие делайтесь переводчиками. Опасное занятие. С непредсказуемыми последствиями.

А! Пустое. Все равно не услышат.

 

«На дальнем берегу к устам подносит вновь...»

 

Я тут чуть выше написал, что авторы перевода романа совершили большую ошибку, попытавшись сделать поэтический перевод неизвестного им стихотворения, — надо было просто дать подстрочник. На самом деле я не совсем прав. Дело в том, что в романе есть еще пара поэтических фрагментов, и они переведены с большой лихостью. Не уступают оригиналу, а может, даже и превосходят. Правда, без соблюдения формы, что в данном случае вполне позволительно, хотя и неспортивно. Совершенно русский стих — о переводе даже не думаешь. И тут уж или — или: или везде подстрочник, или везде перевод.