Ты идешь мимо окон с геранью, где-то герань буйно лезет к форточке, подвязанная, разросшаяся, опираясь на палочки, как старуха, а иногда уныло и желто чахнет на пеньке. Идешь мимо магазина “Цветы”, где почему-то только горшки и иногда завозят каллы (ни уму ни сердцу цветы, говорит про них мама), но оттуда все равно пахнет острым тростниковым запахом. Дальше проходишь общежитие, в котором нет балконов: фасад его трепещет флагами пододеяльников. Мужские майки вывешивают с гордостью на переднюю проволоку, женские комбинации прячут за простынями. Детские колготы напоминают фламинго. В общежитии живет Ирка Федюк, она деревенская, у нее рыжая коса, круглые лицо и рот, отчего ее называют в классе коровой. Они с младшей сестрой, тремя хомяками и родителями живут в одной комнате общежития.
А в соседнем доме с ними живет бывший мэр, но не тот, что сейчас, а брежневский. Поэтому, говорит мама, в районе всегда поддерживались тишина и порядок.
Тишина действительно на улицах необыкновенная. Живем как в провинции, говорит мама. Наверное, потому, что хлеб покупают в хлебном, а молоко в молочном и нет универсамов. Почти нет машин, и слышен только лай собак и гул самолетов в аэропорту, гул этот далекий и похож больше на вздох. Словно бы город немного печально, устало вздыхает.
Если во время звонка перебегать из старого здания школы в новое, то вряд ли успеешь. Ну или внесешься в класс как лошадь, когда уже все сидят. Они достроили к сталинской строгой школе — с широкими подоконниками и спортзалом, пахнущим масляной краской, — современную школу с дурацкими модными партами, а втискиваться в них, между прочим, приходится буквой зю.
Мне больше нравится старая школа. Хотя шкафчики там не закрывались и однажды у меня украли почти новую коричневую кофту, и я ходила вокруг школы в одной рубашке. Мерзла и плакала. От того, что у меня абсолютно идиотская стрижка, с челкой набок, и что я некрасивая. И плакала, плакала, пока не дошла домой и не вспомнила, что кофту украли. А потом мама ходила к директрисе, но кофту все равно не нашли.