Сначала я очень гордилась, что буду ждать свою подругу Лидочку целых сорок пять минут, и даже — для усиления чувства — буду ждать ее стоя. И передо мной будет темнеть и сгущаться в лиловое светлота дня, которая могла быть потрачена с большей пользой и счастьем.
Но я ведь принесла Лидочке конфету, настоящую, не дурацкий сухой батончик. Конфета была выложена на подоконник, на шрам рассохшейся краски: чуть подтаявшая в кармане, она оставила сургучные, веские пятна на салфеточной клетке. Я бережно развернула салфетку и, отложив конфету на край, облизала — все равно продукт отделился от тела — шоколад. Подделала, как штукатур, вязкий край пирамидки. Оставила остывать. Опять посмотрела в окно.
Если ты задумал сделать для друга “что угодно”, никогда не подвергай его сомнению: а сделал бы он для меня то же самое? Принес бы последнюю конфету? Или неожиданно взял и встретил после уроков?
Лидочка почему-то представлялась с аккордеоном и распущенными волосами, падающими на белые поленца клавиш, и вопросы эти к ней, такой одухотворенной, такой сильной, растягивающей тяжелую охапку инструмента, казались несправедливыми. Лидочка — прелесть, подсказывала память.
Конфета лежала на белом клочке с оторванным краем. Даже не знаю, почему я взяла и откусила совсем чуть-чуть у основания.
И сразу вкус — и тертый песок, и пьянящие раскаты рома вдалеке, и мягкий, не смываемый слюной след патоки на языке — ожил внутри. Этот крохотный кусочек я жевала долго, как могла, внушая памяти: работай, работай.
А во дворе физрук Палыч, подстегнув под горло молнию спортивной кофты, отчего глубоко синий трикотаж встретился с вечно и глубоко красным лицом физрука, решил совершить пробежку с классом. Люди с уроков труда обметали дорожки и вскапывали яблони вокруг мастерских. Старшеклассник Щепелев, которого недавно судили за безуспешный взлом гастронома, пил пиво, развалившись на низко врытых жердях для качания пресса.
Если я съем половину конфеты, вторая половина тоже будет выглядеть достойно для подарка. В конце концов, скажу, поделила по-братски. Аккуратно обойдя зубом орех, я старалась отъесть — строго геометрически — половину конфеты. Получилось что-то похожее на разрез котлована — посредине, облупившись, бело сверкал орех.
Пробежали два хулигана из параллельного, и я спешно завернула конфету. Потом пошла, подшаркивая тапками по лаку, техничка в лиловом халате. Причитая о вечном беспорядке, она поставила с грохотом ведро и стала подтирать пол возле Ленина.