частныйчеловек Миша Романов — робкий и неуверенный, именно он, а не какой-нибудь свирепый пассионарий, которых в изобилии бесчинствовало тогда на земле русской. И, видимо, легитимность Михаила доказывается народу именно егослучайностью,точнее, егосубъективнойслучайностью — сколько крови было пролито ради московского престола за эти годы, а его чуть ли не насильно тащат, отрывая от материнской юбки! Не это ли так растрогало народ — несоответствие юного царя самой царской власти, ее суровой нечеловеческой абстрактности, пусть и вполне материальной. Это был не сервилизм, не чинопочитание, не экзальтированный восторг толпы перед силой (неистребимая черта общества во все времена), а именно проявление скрытой человеческой солидарности, которая невозможна была бы ни с каким другим царем… Впрочем, цари не всегда предстают в блеске и величии, но и тогда не перестают вызывать сочувствие: вот юный Петр трясется от страха в Троице-Сергиевой лавре. Или природный царь Иван Антонович предстает жалким, обросшим и опустившимся за годы заключения. Или не сумевший управиться с собственной бабой, не то что с империей, скрывается и бродяжничает Петр III (таким его знала народная легенда).