Новый Мир ( № 5 2013)

Конечно, прежде всего люди«запутали» наши добрые отношения. Одни потому, что им это было выгодно, другие — из ревности. Но и мы устраивали для них благодарную почву. Сначала — рознью наших художественных приемов, а потом — не умея преодолеть в себе характерные черты. Вероятно, в одинаковой степени виновны и я, и вы. И вот наросла их целая гора, такая наросла гора розней и виноватостей, что нам уже невыносимо сложно увидеть за нею друг друга…

М. Ч е х о в. А вот еще какой анекдот! Однажды председатель Совнаркома Рыков забыл галоши в ложе театра, и они затерялись. — Галоши должны быть найдены! — волновался Станиславский. — Вы знаете, кто такой Рыков? Это председатель почти что всей России! Ищите! Ищите немедленно!

 

 

ПОРОГИ

 

Г а з е т а. Сегодня ночью по постановлению МЧК были арестованы  К. С. Станиславский и И. М. Москвин. Аресты вызваны с раскрытием новой кадетской организации, арестовано всего по Москве более шестидесяти человек.

С м ы ш л я е в. Я сегодня все утро и день бегал по разным лицам и учреждениям, желая как можно скорее освободить старика, главным образом. На квартире Вл. И. Немировича-Данченко — засада; его нет в Москве, он живет на даче. Все эти сведения я узнал в тех учреждениях, где мне сегодня пришлось побывать из-за старика. Был я первый раз и в МЧК, еле-еле добился коменданта, несмотря на свое пролеткультовское удостоверение и партийный билет. Дисциплина сотрудников там железная. Комендант мне показывал приказ Дзержинского: «За невыполнение в точности сего приказа каждый сотрудник подлежит немедленному аресту!»

С м ы ш л я е в. Был у Каменевой — она повертела хвостом. Вряд ли чего она сделает. Поехал к Дзержинскому. Вообще нажал все пружины, которые возможно. Жаль, нет в Москве Луначарского, а то, я уверен, что старик уже и сейчас был бы на свободе. В театре все перетрусили. Да, старика зря забрали, он ни в чем, я уверен, не виноват... Ведь в политике — он ребенок.

С т а н и с л а в с к и й. Я обращаюсь с просьбой…

— Милый, добрый Авель Софронович!

— Глубокоуважаемый Генрих Григорьевич!

С т а н и с л а в с к и й. Я только что отблагодарил вас за вашу ласку и заботы обо мне, и снова мне приходится обратиться к вам с большой, тяжелой просьбой. Облегчите, если можете, ужасный гнет моей души. Он давит и не дает жить. Я не знаю, за что они арестованы, как велика их вина и представляется ли возможность оставить их в Москве. Но я знаю их, как себя самого; я знаю наверное, что они не могут быть виновными в преступлении.