Новый Мир ( № 7 2007)

В нашей семье после революции у женщин драгоценностей не было. Ни у мамочки. Ни у бабуленьки. Ни у нас с Ниной… И у тебя тоже нет.

Но потом случилось чудо: папочка Миша встретил нашу мамочку.

Его уже выпустили из Лефортовской тюрьмы, и он уже учил красных курсантов, а мамочка шла через двор в Артшколе, и он ее увидел. Там была зеленая-зеленая трава, настоящий английский газон, и мамочка шла в своей повязочке на голове, она после тифа всё повязочки носила.

А у Николая Николаевича после Вавочки — одна, другая. Еще одна. Кажется, никого не любил. Кроме мамочки, конечно. И Вавочки. Но мамочка так и не смогла с Николаем Николаевичем после всего. Он грубый был. Беспощадный.

Сейчас скажу.

Мы с мамочкой все еще в ванной жили. Ванная была ледяная, пять метров, туда еле-еле кровать влезала, узенькая, мы спали на ней вдвоем. И у меня стало болеть сердце, это диагностировал профессор Скворцов — наш родственник из Нижнего. Это по линии дедушки — родственник, там только дедушка мой обер-полицмейстер, а так сплошные профессора, медики, сам Филатов, который глазник, тоже, они в революцию не пошли, они были верующие, такая семья, а именем Скворцова теперь названа клиника или больница в Нижнем, а тогда был он в Москве по медицинским делам и пришел нас навестить. А мамочка ведь не знала, что сердце больное у ее доченьки, думала, простуда, стала отогревать меня, положила на грудь мешочек с горячей золой, тут мне стало совсем плохо. Скворцов меня послушал, узнал про мешочек, испугался — Мария Васильевна, этого нельзя было делать. Вы могли Асеньку погубить.

Вот.