Новый Мир ( № 7 2007)

Лизонька, подожди уходить, ты всегда уходишь. Мне опять сон приснился — мамочка и все-все. И стол такой богатый, Лизонька, чего только нет, и такое вкусное необыкновенно. И вдруг дверь открывается, и на пороге — мужчина, а глаза у него вот так вот прикрыты. И мы сразу к нему, и мамочка, и я. И говорим — Дядя Сережа! Открой глаза! А он — Они у меня болят! Я ему — Дядя Сережа, у меня тоже болят, я и не вижу ничего почти. А он их все равно не открывает, глаза, но ведь что интересно, Лизонька, я и сейчас, и во сне не знаю, кто это был… Нет, нет, не брат папы Мишеньки, нет, я его не любила, того дядю Сережу, не он, но кто? Может, дядя Сережа Гейнрихс, который сидел, а когда вернулся, умер. Может, и он. А перед тем как ты вошла, дверью хлопнула и меня разбудила, я мамочке говорю — Мамочка, давай в следующий раз колбаски пожарим! Хорошо, мамочка? А ты — разбудила. А вот вчера, Лизонька, мне днем приснилась дверь. Моя дверь в Измайлово, и я сижу перед ней на коленях, дверь целую и плачу.

И она подняла руку, как будто бы видела кого-то по направлению этой руки. И ушла.

Непредсказуемое небо

Рецептер Владимир Эммануилович родился в 1935 году. Поэт, прозаик, актер. С 1992 года художественный руководитель Пушкинского театрального центра в Санкт-Петербурге. Автор многих книг стихов и прозы.

*        *

  *

Меня как будто гонит кто-то,

торопит, дразнит, гнет к столу.

Неумолимая работа

сажает на свою иглу.

Как будто обойтись не может

без одуревшего меня

и дикой ломкой душу гложет

весь день и за порогом дня.

Скажи мне, друг, что это значит?

Чего дрожать? Куда лететь?

Лесной ли царь за мною скачет?

Русалка ль загоняет в сеть?

Моя бессонная тревога,

сквозная каторга, за что?

За то, что плохо слышал Бога?

Не там искал? Нашел не то?

Скажи мне, как остановиться,

как провалиться в легкий сон?

Просить прощения, казниться?

Иль князю ночи бить поклон?..

 

*        *

  *

Ты ловишь все приметы,

все ищешь их, слепец.

Как суевер отпетый,

ты по приметам — спец.

Таков симптом болезни

глухого старика,

что чует близость к бездне,

хотя б издалека.

Толчки горячей крови

дают понять вчерне,

что старец наготове

не к яме, а к весне.

Что делать?.. Нет смиренья!..

И чокнутый старик

строчит стихотворение

к последнему впритык

все той же ручкой штучной,

простушкой без затей,

как с жизнью полнозвучной

боясь расстаться с ней…

 

 

 

*        *

  *

Собака лежит на пороге

затем, чтобы я не ушел.

И все мои страсти убоги

пред тою, что пес предпочел.

И в мудрой его укоризне

не смена погод и свобод,

а знанье, что в нашей отчизне

событие — только уход…

 

 

 

*        *

  *