Новый Мир ( № 7 2011)

Любая зона нуждалась и нуждается в мастере на все руки. Мой спутник еще на воле ладил с электричеством. Если в зоне под утро, скажем, на кухне стряслось непонятное, а поить-кормить зэков перед разводом надобно, у надзирателя нет охоты открывать барак, будить в полумраке спящих-пердящих, орать: «Кто тут электрик?» Потому и нашлась для мастера отдельная кабинка. Стук-стук в окошко — и мастер сразу хватает шапку.

В кабинке электрика уместилась вторая койка — для тяжко больного, да к тому же умеющего болеть. К слову, искусство болеть — дело нешуточное, им стараются овладеть тысячи и тысячи подмастерьев. В их толпе встречаются мастера.

Ест электрик, разумеется, отдельно от бригады. Баланду в его котелок повара наливают погуще, со дна котла. У Белинкова посылки. Ему тепло и неголодно. Мира Наумовна, наверное, разбивалась в лепешку, чтобы сынок получал и бандероли. А в лагерях стопка бумаги — богатство. Пиши! Хоть день, хоть ночь.

Чтобы свет не мешал спать, электрик соорудил занавес из старого одеяла. Повесил между койками. (Любопытно, к чему его крепили? По дороге к «Соколу» не спросил.)

Хочется верить, что книгочей с Тверского бульвара, обретший в Долинке опыт, проявил трезвую настороженность. Что помнил он заветы Козьмы Пруткова и мудрейшего Щедрина: бди! Что окошко тоже завешивал одеялом потоньше, клеенкой, простыней, чем-нибудь еще. Но похоже, что в дополнение к московским своим болезням Белинков подхватил еще одну. Не казахскую, а общероссийскую, эпидемическую. Товарищ Сталин называл ее «головокружение от успехов». Не читавший Козьмы Пруткова, ленивый надзорсостав, допускаю, мог не обращать внимания на поздний свет в окошке. Предположим, год! И другой год. И третий. «Что они там запрячут, тихони, — пулемет, бомбу?» Но в конце-то концов, на войне как на войне. В «ла-гер» как в «а-ла-гер». Не суждено в кабинках жить-поживать без обысков.

В Майкудуке, помирая в первый и в другой, и в третий раз, друг Аркадий заклинал свято помнить места, где закопаны его банки с рукописями. Не был я склеротиком. Твердо запомнил. И как раз потому вскоре сообразил, что милый друг мой адреса банок несколько путает.

Наталья Александровна и Александр Исаевич — разумеется, со слов Белинкова, — сообщали, что отыскался промеж добрых людей гад-предатель, поведавший кому следует насчет явной и тайной хворобы А. Б. Предал писателя. Продал и великие романы. Солженицын называет его иудейскую фамилию.