Вот именно — только ненародный. Пушкин очень хорошо слышал разницу, чутко разделял понятия толпы, народа и черни. Вот вам и всяпресловутая роль поэтав России. Поэт — это личная свобода, то есть онНЕдопустим. Что может вызвать большую зависть, чем свобода и независимость?! Иначе никак не объяснить их чудовищные судьбы. Кто их убил? Третье отделение? КГБ?? Что это они так хорошо в поэзии разбирались, что самых лучших выбирали? В пользу никогда не доказанных версий именно убийств, а не самоубийств поэтов как раз то и говорит, что с ними ничего больше нельзя было поделать. Они слишком БЫЛИ в этой жизни. Кто таков? откуда взялся! Вдруг ЕСТЬ. Есенина или Маяковского уже нельзя, невыгодно было посадить. Мандельштам — мог самоубиться, но — «прыжок, и я в уме» — не самоубился, а продолжал нарываться. Егоможнобыло посадить как поэта более элитного, так же как и обэриутов, как и Заболоцкого… А эти длянихрангом не вышли, не в том звании. Не в поэзии жеониразбирались!
Р.
Ну, вы распетушились!
Б.
Может быть. Год Петуха как-никак. Год Победы. Кого над кем? Ничтожность Мандельштама, с их точки зрения, расходилась с его значением, а этого нельзя простить! Нельзя простить, что человектакой,вот суть черни. Кстати, приняв ваши упреки во внимание, я заглянул-таки в планы собственных сочинений, составленные Пушкиным… изумительно! В последнем собрании стихотворений первый раздел «Подражания древним», а следом — «Чернь». И никто до сих пор не подумал (не решился?) издать хоть один раз сборник по его собственному списку, с такой аристократической дискриминацией. Лучшим пушкинистом оказался Хрущев… я люблю эту историю. Будто, когда его погнали, у него появилось время почитать. Так читал он солженицынского «Теленка», пряча от цензуры Нины Петровны под подушкой… дошла очередь и до Пушкина: все Пушкин да Пушкин!.. — решил проверить. Почитал, почитал… не понравилось: «Не наш поэт… Я Есенина и Твардовского предпочитаю. А Пушкин какой-то холодный, аристократический». Блеск! Вот Никита оказался не пошляк — сказал, что чувствовал. Раз уж, как вы иронизируете, Роберт, у меня все под рукой… загляните в «Словарь языка Пушкина» на Пе — пошлость.
Р.
Пе… самая толстая буква…Пошлыйесть 38 раз, апошлостинет вообще.
Б.
Интересно. Впрочем, в те времена пошлый был ближе к прошлому… Значит, пошлость в нашем понимании возникла уже при Чехове и Набокове. Тогда поищитехамство.
Р.
Хам5 раз… это более к холопу относится. Ахамстватоже нет!
Б.
Вот вам и самый богатый пушкинский язык! А ни пошлости, ни хамства…