Андрей Немзер в доброжелательной рецензии на повести Маргариты Хемлин сравнивает ее героев с героями Василия Шукшина, Фазиля Искандера, Бориса Можаева. Он ставит под вопрос сами понятия «странные люди», «чудаки» и даже «чудики»: «Странна, невероятна, фантастична жизнь, которой обеспечил всех их (и много кого еще) русский XX век». А «странность» их, причем не индивидуальная, а родовая, общечеловеческая, — в способности не оскотиниться, не подчиниться «императивам истории», остаться людьми. Возможно, так оно и есть, но человеческая жизнь проходит не только в постоянной борьбе с обстоятельствами, в противостоянии мировому злу, чем и кем бы оно ни было представлено, хоть сумасшедшими соседками (у героини Каминского), хоть советской системой (у героев Хемлин).
Жизнь нормального обывателя, по крайней мере в спокойные времена, поглощается именно рутиной размеренного и бессмысленного существования, как у героев Романа Сенчина, людей внешне благополучных, небедных. Но и в рутине есть своя поэзия.
Начало рассказа Евгения Гришковца «80 километров от города» сводится к хорошо знакомой формулировке: «идиотизм деревенской жизни». Некрасивая и небогатая деревушка где-то на юге Западной Сибири. Жители пьянствуют, некормленая и недоеная скотина гибнет, пока хозяева отмечают Новый год. Единственный непьющий мужик оказался нравственным уродом: не может пройти мимо животного, будь то собака, поросенок или теленок, не пнув его хорошенько под брюхо. Но постепенно читатель, вслед за автором, внимательнее вглядывается в людей и начинает все лучше различать живые лица.
И остатки общинного коллективизма еще живы: в лесу потерялся ребенок, и вся деревня, как полк под ружье, поднимается на поиски. Всем миром не дают умереть с голоду семейству алкоголика Хайрулина: «А как же иначе <...> не помирать же им. Люди же кругом». Здесь же бандит Шульга, убийца и садист, но неподалеку живет добрый дядя Гена, а тетя Ада собирает со всей округи собак и кошек. Живет в грязи, зато всегда окруженная преданными хвостатыми друзьями. Самобытный мир, еще не ушедший в небытие, не ставший достоянием историков и краеведов. А по мнению автора, едва ли не вечный, несокрушимый.