Ленка в повести Ирины Мамаевой — существо доброе, жалостливое, бессловесное. Но Мамаева, очевидно, забывает о собственном замысле, о так хорошо найденном образе:
«Знаешь, — обрадовалась Ленка, уловив что-то похожее на собственные размышления, — я тоже думала, что это глупый идеал — посадить дерево, построить дом, вырастить сына. Посадить одно дерево. И загубить сто, чтоб построить дом. Дом для кого? Для себя, для своих детей. Вырастить сына — так ведь все животные стремятся оставить после себя потомство, а человек ведь — не животное. Ему не только потомство важно оставить. Сына это само собой, но человек рождается еще для чего-то, для чего-то большего, чем дом, дерево…»
Ну какая же это Ленка? Ведь Ленка не умеет размышлять, ведь ее голова «свободна и чиста». Или это уже не Ленка, а культурная и начитанная Ирина Мамаева, которая нередко мешает авторскую речь с речью героев?
«Ленкина свадьба», как и более поздняя и еще менее удачная «Земля Гай», — взгляд горожанки на сельских жителей. Не надо было этот взгляд маскировать мнимой народностью. Писатель не обязан в совершенстве владеть народной речью. Пусть не удается проникнуть в этот мир, но можно сохранить взгляд со стороны. Иван Сергеевич Тургенев писал о крестьянах, но ведь он создал «Записки охотника», а не «Записки крестьянина». Народную речь Тургенев слушал, включал в собственный текст, но не писал от имени Калиныча или Хоря.
Ирине Мамаевой пригодилась бы старая добрая несобственно-прямая речь: «она думала», «она чувствовала», «ей казалось»… Так легче было бы сохранить психологическую достоверность. А прямую речь — использовать осторожно, там, где без нее вовсе не обойтись. Прием проверенный и эффективный, русские писатели, от Ивана Тургенева до Вячеслава Пьецуха, им охотно пользовались. И ведь хорошо получалось!
Ирина Мамаева как-то призналась, что хотела бы дождаться экранизации своих повестей Лидией Бобровой. Если так, то у самой Мамаевой, к сожалению, вместо «Бабуси» или «В той стране» пока что получается все та же «Курочка Ряба».
Но стоит ли придираться к молодой писательнице, если даже такой искусный и опытный прозаик, как Петр Алешковский, автор романа о русской медсестре, беженке из Таджикистана, потерпел досадное поражение («Рыба»— «Октябрь», 2006, №4). Роман-исповедь, написанный от лица малообразованной женщины, отличается красотой, а местами — изысканностью слога. Мыслит беженка из Таджикистана так либерально и так «правильно», будто лет пять, по меньшей мере, трудилась обозревателем «Новой газеты».