Впрочем, «деревенщику» так же сложно подчас создать характер горожанина, как городскому интеллигенту воспроизвести язык и привычки деревенского мужика. Борис Екимов, например, о жителях донских хуторов пишет намного лучше, сочнее, достоверней, чем о городской бизнес-элите.
«Странные» люди
Библейские времена не кончаются, не иссякают, великая Книга
пишется каждой судьбой <…>. И каждая судьба <…> есть краткое
продолжение и дополнение бесконечной истории, явленной Богом.
Маргарита Хемлин
Искусная стилизация народной речи дается немногим прозаикам, но и в наши дни можно назвать хотя бы мещанский сказ Маргариты Хемлин, отсылающий к Зощенко (впрочем, иногда и к Библии), или диалект пермских старообрядцев, грамотно и сочно воспроизведенный Евдокией Туровой. Сложность не только в языке. Важнее способность заметить за кажущейся ограниченностью «маленького человека», его неправильной речью, примитивным синтаксисом жизнь души, не менее сложную, напряженную и самобытную, чем у культурных, интеллигентных героев Майи Кучерской или Дины Рубиной.
«Еврейские» повести Маргариты Хемлин «Про Берту», «Про Иосифа», «Про Иону» превратили прежде мало кому известную журналистку в одного из наиболее интересных современных прозаиков, лауреата журнала «Знамя» и финалиста «Большой книги». Критики уже соотнесли героев Маргариты Хемлин с шукшинскими чудиками. Не без оснований.
Ради чего жил Иосиф Черняк («Про Иосифа»), странный, нелюдимый человек, почти все время проводивший в сарае со своей коллекцией «иудейских древностей», собранных едва ли не по всей Западной Украине и Западной Белоруссии? Он и читать-то на иврите почти не умел, только часами всматривался в буквы. Родной сын сменил «сомнительное» имя «Исаак» на благонадежное «Игорь». Римма, преуспевающая советская дамочка, выбросила все реликвии Иосифа. Но Иосиф нашел-таки старую еврейскую игрушку, дредл (свивон) с надписью на иврите: «Чудо великое случилось там». Бросил Иосиф красивую и богатую (но предавшую память предков) любовницу и вернулся с игрушкой к родному огороду.