При всем этом Ельцин не только существенно не изменился как политик и человек — не изменилось, по большому счету, и качество его политики: он всегда исходил из полуинтуитивных-полуэмоциональных соображений при выборе вариантов действий, всегда неадекватно реагировал на нервные перегрузки (либо давая эмоциональные выбросы, либо прибегая к традиционному способу снятия стресса). Он всегда старался уходить от решения возникающих проблем и доводил дело до того, что принимать такие решения приходилось в ситуациях, когда нерадикальные действия были уже попросту невозможны. Именно таким образом докатился до октябрьской трагедии 1993 года конфликт Ельцина с руководством Верховного Совета (точнее — нарождающейся исполнительной власти с атавистической советской системой). Сегодня общественное сознание практически забыло о том, как долго и нагло, в сознании своей силы и безнаказанности, противостояли Ельцину и его курсу, поддержанному большинством населения страны, объединившиеся вокруг Хасбулатова коммунисты, нацисты, сторонники радикального номенклатурного реванша; сегодня практически никто не вспоминает о том, что так называемый “расстрел парламента” последовал на исходе второго года бессмысленных компромиссов Ельцина с его противниками, компромиссов, последовательно использовавшихся “советскими” для наступления на президента, для подготовки его фактического свержения. Аналогичным образом забывается о том, что трагедия чеченской войны — во всей ее жестокости и “неизбирательности” — разразилась на исходе трехлетних попыток спрятать голову в песок, подождать, пока “само рассосется”, умиротворить дудаевщину, переждать, пока грабежи на железной дороге, травля русского населения и похищения заложников на сопредельных территориях прекратятся как-нибудь сами собой.