Новый Мир ( № 10 2000)

А это значит, что Борис Ельцин стал альтернативой “обобщенному Зюганову”, воплощающему в себе старую модель тоталитарного самовластия — но исключительно в той степени, в какой смог стать альтернативным Зюганову “многонациональный народ Российской Федерации”. Именно это — порожденное спецификой личности, воспитания и жизненного пути — чрезмерное сродство Ельцина с “усредненным гражданином России” и стало одной из главных причин нерешительности и непоследовательности его действий по демократическому реформированию.

С первых дней своего президентства Ельцин выступал в двух общественно-политических ипостасях — лидера нации и главы всей системы исполнительной власти, но с российской спецификой: первая роль трансформировалась в роль высшего народного заступника, обязанного представлять народные интересы и, вообще говоря, защищать эти интересы от поползновений могущественной армии чиновничества, вторая — в роль самого главного чиновника, возглавляющего упомянутую “армию”.

При этом строить систему власти в России Ельцин мог, используя лишь два “кадровых резерва”. Во-первых, понятный и знакомый ему лично номенклатурный слой. А во-вторых, организационно, идейно и социально разрозненный слой вырвавшихся на авансцену политики в результате первого опыта относительно свободных выборов людей, сильных прежде всего именно своей непринадлежностью к слою профессиональных управленцев распадающейся системы. Вряд ли диссиденту Вацлаву Гавелу, приведшему за собой в резиденцию президента ЧССР “мальчиков в джинсах” и тем самым заложившему основу для радикальной (и в конечном счете успешной) кадровой реформы, пришло бы в голову опираться на помощь бывших работников аппарата Пражского горкома компартии. Ho в отличие от Ельцина Гавел никогда не был первым секретарем горкома компартии.