Какая несправедливая судьба — достичь небывалой в истории России народной любви, стать первым на русской земле главой государства, избранным по доброй воле большинством народа, своротить коммунистическую глыбу, удержать страну над пропастью гражданской войны, пройти вместе со всеми девять тяжких лет — и уйти в отставку не любимым и не поддерживаемым в стране почти никем! И какой убийственно неумолимой бывает эта старая дама История, и как быстро она умеет переписывать прошлое, когда одна-единственная сегодняшняя ошибка превращает в напрасный труд, а то и в преступление годы тяжкого и праведного труда!
Ельцин породил обостренно персонифицированную эпоху. Никогда прежде в XX веке (даже во времена Хрущева) политическая среда не собирала в себе такой бурлящей волюнтаризмом, одиозной и предельно персонифицированной человеческой массы. Повседневный подвиг и повседневный же скандал стали фоном общественно-политической жизни. Народ уже тошнило от всепроникающей харизмы...
В этом контексте “никакой” Путин оказался контрастно и эффектно востребован. Во всем противоположный Ельцину именно как политический тип, как функциональный элемент официальной системы власти, он с самого начала мог выступать в роли “дистиллированного президента”, очищенного от груза ответственности как за свои, так и за чужие провалы, ошибки и преступления. Здесь как нельзя кстати оказалась и куцая деловая биография Путина, которая в другой ситуации работала бы исключительно против него. Однако именно он предстал идеальным сочетанием достаточно высокого бюрократического статуса (отсутствие такового было бы слишком одиозно для уставшего от одиозности избирателя) и малого “совместного с избирателем прошлого” — идеальным для того, чтобы, вступая в исполнение обязанностей президента, стать “голой функцией” — президентом, и никем иным.
Власть по праву передачи