То самое —
нечто обо всем. В настоящее издание помимо канонического текста “Комментариев” (Вашингтон, 1967) вошли полностью все 224 фрагмента в том виде, в каком Адамович публиковал их в “Числах”, “Современных записках” и другой эмигрантской периодике с 1923 по 1971 год. Сергей Федякин (“Ex libris НГ”, 2000, № 21, 8 июня) уже посетовал на то, что привнесенная издателем римская и арабская нумерация отрывков придает им б б ольшую законченность и отдельность, от которых Адамович старался уйти. “Это субъективная, противоречивая, очень капризная книга, — пишет Ксения Рагозина(http://www.russ.ru),— она словно даже писана не на плоскости бумаги, а на чем-то вроде сфер — потому как на каждую идею можно отыскать в ней вовсе не одну контридею, а штук пять, шесть, десять, которые, в свою очередь, вступают друг с другом и своими противоположностями в довольно сложные отношения... Его „круги” — это возможность отказаться от выражения словами невыразимого, но и возможность почувствовать его, невыразимое, с разных сторон”.Комментарии к “Комментариям” О. Коростелев сразу начинает с того, что это — вершина эссеистической прозы Адамовича и одна из лучших книг этого жанра, написанных в ХХ веке. Первое, наверно, справедливо. Судить об этом не могу, я
всегоАдамовича не читал. Вот выпустит Коростелев все намеченные тома Собрания сочинений Адамовича, с удовольствием прочту. Второе утверждение — неочевидно. У Давида Самойлова есть такой образ —сухое пламя. В чем обаяние “Комментариев”? — Сухоепламя. А, так скажем, недостаточность? —Сухоепламя. Галковский, наверно, сказал бы —сухое масонское(см. “Краткую хронику жизни и творчества Г. В. Адамовича”, составленную О. Коростелевым), но я не буду.
Виктор Шкловский. Гамбургский счет. СПб., “Лимбус-Пресс”, 2000, 464 стр.
“Журнал не имеет, — я говорю о толстом журнале, — сейчас оснований для своего существования в прежнем виде. Самая литература отрывается от журнала. Если при Диккенсе длина главы его романа объяснялась журнальными условиями, то теперь „Россия” разрывает просто роман Ильи Эренбурга на две части и на два номера. Горький печатается всюду кусками любой величины.
Журнал может существовать теперь только как своеобразная литературная форма. Он должен держаться не только интересом отдельных частей, а интересом их связи. Легче всего это достигается в иллюстрированном журнале, который рождается на редакционном верстаке. <...>