Девушки перекидываются подушками, вплетают пряди волос в одну общую косу... Русые блестящие пряди перемешиваются с медно-рыжими и смоляными, одна девушка выглядывает из-под руки другой, третья накрывает обеих своей черной гривой... “Какие ж вы все красивые, девчата, — говорит Анатолий. — Кость, правда, они у нас красавицы?..” — “Не у нас, а у самих себя”, — сдержанно поправляет Костя. Надя бросает на него быстрый взгляд и, отчего-то помрачнев, ложится плашмя на диван. “Пап, — ленивым голосом говорит она, — покажи-ка нам свое сокровище”. — “А ну тебя”, — добродушно отнекивается Анатолий. “Нет-нет! — капризно отвечает Надя. — Сказано — тащи его сюда!” — “Да разве девчатам это интересно?” — как бы сомневается Анатолий.
Солнце подползло к двум детским фотоснимкам Нади и Германа на стене: Надя, набычившись, с большим бантом и книгой в руках, сидит в беседке Петровского парка, на второй — крошка Герман крутит ручку маминой мясорубки...
Анатолий приносит общую тетрадь. “Это стихи одной дамы, смертельно влюбившейся в моего папку”, — объясняет Надя Косте. “Мы просто дружили, — немного чопорно поправляет ее Анатолий. — Хороший человек. Интересный. Она свои сны записывала стихами”.
Солнечный луч добрался до картинки с самолетом первого северного летчика Нагурского. Эту картинку Герману подарил Костя, который хочет стать летчиком. Нагурский стоит под крылом самолета. Он в солнцезащитных очках-“консервах”, забытых лейтенантом Брусиловым. В августе 1914 года Нагурский выполнил пять полетов вблизи северо-западного побережья Новой Земли, но Брусиловскую экспедицию ему найти не удалось, как позже и Нансену. Громоздкий древний летательный аппарат, не то что самолеты Молокова и Ляпидевского...