— Мама уже спит, — сказал отец, кивнув на старую, скрипучую вербу с огромным дуплом, возвышающуюся на заднем дворе. — Да и нам пора. Я, вон, тебя дождаться хотел, аж пальцами веки держу…
— Ага, — согласилась Янка. — Звыняй, батя… Ты вот мне скажи… Мы стараемся, чтобы как люди, чтобы как отец Йожка учил, чтобы добро к ближнему и милосердие… А они почему не стараются? Что ж они так, друг друга?
— Тому що они люди, глупая, — пояснил отец и затоптал цигарку сапогом. — Им не надо стараться… Ну, не плачь, доча. Этот тебе все равно не пара был. Горяч очень. Вот поживет он там с недельку, и повыбьет из него эту его дурь. Иногда это человеку на пользу идет. А как вернется, лет через сто… ну не плачь, говорю тебе. Я уж и скотину тетке Ярине загнал, и хату заколотил. Пошли спать…
— Вот еще скажи мне, батя, — Янка сонно завозилась, устраиваясь в уютном, теплом скрипучем мраке, — а правда… куда ты тех людей перевозишь, а?
— На другой берег, доча, — глуховато отозвался отец, — на другой берег.
Знакомый голос
Салимон Владимир Иванович родился в Москве в 1952 году. Выпустил более десяти поэтических книг. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Москве.
* *
*
Однажды ночью снег пошел,
как будто бы нарочно.
Сколь томик Тютчева тяжел,
теперь я знаю точно.
Как в полумраке за окном
похрустывают сучья,
детишкам, спящим сладким сном,
не знать про это лучше.
* *
*
Населенье небольшого острова
все передо мной, как на ладони,
возраста по большей части взрослого
в спальном умещается вагоне.
Это их на самом деле — Родина.
Это их в конце концов — Отчизна.
В том, что на полу в углу блевотина,
вовсе никакого нет цинизма.
Просто человек дошел до крайности.
Просто пассажира укачало.
Много пассажиров не без странности,
а нормальных — очень-очень мало.
* *
*
Ветер в поднебесье прах развеет
тех, кого мы искренне любили,
даже если кто окаменеет,
превратится в горстку легкой пыли.
Если вдруг забронзовеет кто-то,
ты возьми его за локоточек
и скажи:
— Ты вышел из народа,
горячо любимый всеми летчик.
Ты, моряк, красивый сам собою,
из народа вышел, между прочим,
и отец твой был перед войною
на заводе тракторном рабочим.
* *
*
Холодно на улице и в доме.
И на дальних подступах к реке
слышу я, как будто мышь в соломе,
дождь шуршит в сыром речном песке.
А немного подойдя поближе,
слышу я еще какой-то звук —
весел плеск становится все тише
и в тумане исчезает вдруг.
* *
*
Сквозь шум дождя знакомый голос слышу.
Кто бы не звал меня:
Ступай, домой! —а капли ударяются о крышу,
и слышу я:
Ты мой! Ты мой!Ты мой!
— разносится на всю округу.