Но если хронологию “к. р.” не так-то легко выстроить, то можно попытаться построить “типологию” “к. р.”. Что и выполняет Дмитрий Кузьмин, разбивая “Очень короткие тексты” на разделы: “В сторону психологизма”, “...бытописания”, “...сатиры и юмора”, “...лирики и стихотворения в прозе”, “...эссе”, “...притчи”, “...концепта”, “...фантастики”, “...авангарда”, “...дневника”, “...суггестии”. Правда, трудно понять, почему один “к. р.” потопал в сторону “суггестии”, другой — в сторону “сатиры и юмора”, а третий — в сторону “стихотворения в прозе”. Уж очень похожи. “Мы вышли, вышли, вышли и пошли. Встало солнце над деревянной равниной”. Или: “Когда вешали немца, он не только не сопротивлялся, но даже помогал партизанам приводить приговор в исполнение и, вздернутый уже, выражал всем своим видом, особенно ногами, приязнь и уважение к победителям. Дерево то прозвали Рождественским”. Или: “Я ращу таракана. Поколения сменяются — таракан растет. Мне сорок лет. Со мной мой таракан. Вес его велик. Как на автомобиле, ношусь я на нем по ночным улицам. Его ноги, обутые в кирзовые сапоги, мешают спать прапорщикам военной части, расположенной в нашем поселке...” (Этот “к. р.” слишком длинен, я “обламываю” цитату.) Что здесь “сатира”, что “суггестия”, а что “стихотворение в прозе”? Думайте хоть сто лет, все равно не догадаетесь, поэтому я лучше сразу скажу: “Солнце над деревянной равниной” — это сатира. “Приязнь и уважение к победителям”, выраженные ногами, — это суггестия. Ну а “тараканище”... правильно! лирика, стихотворение в прозе. Стало быть, такая типология “к. р.” тоже не слишком “адекватна”.
Ан. Кудрявицкий в своем послесловии к антологии “Жужукины дети...” предлагает “географическо-настроенческую”: вот-де лирико-ироническая “питерская школа”, вот жесткая, насмешливая абсурдистская “московская”, вот печальная фантасмагорическая “юго-западная”. Но, к сожалению, Кудрявицкий только формулирует такую классификацию, а антологию строит на (см. выше) порочном принципе алфавита.
А еще можно было бы расположить по темам и “чудесам”: вот “к. р.” полетные, вот — “превращенческие”, вот — “социальные”, вот — “абсурдистские”, вот — “исторические”, вот — “членовредительские”. Конечно, такая классификация несколько напоминала бы знаменитую классификацию из рассказа Борхеса: “Животные подразделяются на набальзамированных, прирученных, принадлежащих императору, отдельных собак, похожих издали на мух, прочих...” — но лучше такая, чем никакой.