Затем я обратил свой взгляд к земле, точнее — к нашей трибуне… Это, что ли, наш юный барабанщик с ангельским голосом? Я был потрясен! Во–первых, если он ангел, то почему в темных очках? Во–вторых, на вид ему лет тридцать, да еще подозреваю, что он моложаво выглядит. Так что во чреве том, которое я защищал от сил реакции, он никак не мог быть — разве что находился там уже двадцатилетним. А главное… не мог я Это защищать!
— Ну! — уставясь на меня черными окулярами, шепнул он.
В смысле: рожай!.. ктой–то тут обещал мелкий дождичек?.. не я!
Однако я честно поднял очи горбе. На небе ни облачка! Жара и пыль! Все правильно. Ни малейшего дуновения — как и следовало ожидать! Я виновато глянул на Петю… провалился его, как теперь принято выражаться, “проект”! Ну ничего, у него еще все впереди. Главное — огромная база данных! Откровенный уже свист на трибунах!
— Футбол давай!
— Уезжайте… быстро! — брезгливо глянув на нас с Петей, прошептал юннат, то есть, тьфу, бойскаут.
Ездунов, как опытный политик, тут же мгновенно откололся от нас. Как говорят сейчас — дистанцировался.
— А теперь, — заговорил он, простонародно улыбаясь, как бы вместе со всем народом презирая только что опозорившуюся публично “торжественную часть”, пытавшуюся “впарить” простым людям непонятную заумь, — мы переходим к более приятной части… нашего мероприятия.
“Ну сука!” — подумал я.
— Футбол! — рявкнул Ездунов. — Долина против Гор!
Восторг на трибунах! Вот оно как с народом–то надо: сперва кислое, а потом сладкое! Пьян, да умен!
— И открыть сегодняшний матч имеет честь… — проорал Ездунов.
Что значит — “имеет честь”? Жоз рядом со мной азартно переступал с ноги на ногу, играл крепкими ягодицами в атласных трусах.
— …известный в прошлом футболист…
— Ну сука! — Жоз озвучил мою мысль.
— ...Жора Золотов, известный в народе как Жаирзиньо, или Жоз!
Жоз вскинул вверх сомкнутые руки. Вот это овации — особенно на фоне меня!
— Уезжайте же скорей! — Распоясавшийся юннат уже откровенно спихивал нас с Петей с трибуны.
А я еще его, такого, во чреве защищал!
— Уезжайте же, пока…
Это верно — пока не закидали.
— Так на чем же? — пробормотал я.
— А вы не видите… Вот же!
Действительно — вот же оно! Прямо под трибуной юная полуобнаженная красотка держала под уздцы великолепную Букву. Белую грациозную кобылку, нервно вздрагивающую тонкой кожей на крупе, с огромными темными глазами, почему–то испуганно косящими. Она–то чего боится? Что чует? Да у нее, видно, тоже проблемы! И почему белая Буква? Белую Букву не видно на листе! Ладно: дареному коню…