Латынина, однако, открывшимися было видами на солидно-правильное будущее пренебрегла и выписанным ей разовым пропуском на толстожурнальный Парнас не воспользовалась, благо книгоиздателей, охочих до ее уникальных и при этом ходких и даже самоходных текстов, слишком уж долго искать не пришлось. И о своем тихом разладе-разводе с “толстяками”, судя по всему, ни разу не пожалела: здешние требования и установления ей априори не подходили.
Душа моя Павел, держись моих правил...Первый же вейский полнометражный и широкоформатный роман — “Сто полей” (СПб., “Азбука-Терра”, 1996) — не без вызова продемонстрировал: держаться правил — не то чтобы общепринятых, но даже и своих собственных — Латыниной и недосуг, и не в кайф, и в художественном отношении решительно вредно. В обыкновенной, конкретной, тщательно-старательно прописанной историографии или историософии ее мощному, системному и систематическому уму —тесно,азартной и авантюрной натуре —жмет,а безудержному воображению — голодно(“голодает слух и взор”). При таких-то несовместимостях, само собой, надобно, чтоб в тексте было все. Все сразу. И всего навалом. Тонких мыслей и грубых положений. Золота и лохмотьев. Блеска и нищеты. И чтобы условно историческое время то мчалось балладным голым аллюром, справа — трупы, слева — кровь (картонаж, клюквенный сок, лубок!), то закручивалось в спираль головоломной интриги, то замирало “музейно и антикварно”, и тогда “мир казался украшенным наилучшим образом и являл собой воплощение удачи”, а остановившееся время дожидалось почтительно, покагоспода его выборане кончат экзотический ужин или партию игры в “сто полей”...