Новый Мир ( № 12 2000)

Провиниться российский подданный мог множеством способов, но первое место в ряду государственных преступлений занимала “большая измена” (именуемая также “великим государевым делом”), под которой разумели переход в иное подданство, сопряженное с изъятием из-под власти русского государя известной территории. Здесь обнаруживается замечательный взгляд на подданство российскому государю различных народов как акт вечный и неизменный, не подлежащий пересмотру. Гетман Мазепа, затеявший расторгнуть неудачный, на его взгляд, контракт, заключенный Богданом Хмельницким с московитами, по этой логике был страшным государственным изменником, о чем Петр Великий и писал совершенно недвусмысленно: “...понеже всем есть известно, что от времени Богдана Хмельницкого... до покойного Скоропатского все гетманы являлись изменниками и какое великое бедство государство наше терпело...”

Меньшим злом была измена “партикулярная” — сиречь намерение российского подданного просить или принять подданство другого государства, побег его за границу или нежелание вернуться в отечество. Петровское “окно в Европу” имело замечательное свойство мембраны, проницаемой лишь в одном направлении. Россия была открыта для иностранцев, но любой несанкционированный верховной властью выезд русских за границу рассматривался как преступление. Что и неудивительно в государстве “общего дела”, где и самоубийство почиталось дезертирством и каралось соответственно посмертною казнию виновного.

Со времени Петра Великого, завершившего устроение полицейского государства, изменой стали почитать всякое покушение на жизнь и здоровье государя. При этом понятие “покушения” трактовалось предельно широко. Петровский указ “О форме суда” в 1723 году вводил необъятный список государственных преступлений: “Измена, злодейство или слова противные на государя и бунт”. Тем самым “непотребные слова”, которые и ранее де-факто считались преступлением, становились таковыми де-юре. У политического сыска прибавилось работы. Достаточно было русскому человеку “в шутку”, “из озорства”, “недомысля”, “спроста”, “спьяну”, “сглупа” произнести нечто, что могло бы быть истолковано как угроза или свидетельство преступного намерения, как виновный немедленно оказывался в кутузке.