Но внешний гнет — это только половина проблемы. Вторая половина, на мой взгляд более сложная и серьезная, — это характер внутренних глубинных взаимосвязей украинской и русской литератур. Русскую литературу всегда питала и питает “украинская ментальность”, и наоборот. Попробуйте выделить украинскую составляющую из художнического мироощущения Гоголя или Короленко. Или перечитайте пушкинскую “Полтаву”, — думаю, вы согласитесь, что по характеру обращения автора с реалиями украинской истории, культуры, быта, обращения интимного, почти домашнего, эта поэма гораздо ближе к “Капитанской дочке”, нежели к “маленьким трагедиям”.
Да, грустно, что начатое Тарасом Шевченко и блистательно продолженное Лесей Украинкой было насильственно прервано. Что на протяжении чуть ли не всего нашего века вместо украинской культуры разрешалось и поощрялось властями некое бутафорское, кукольное действо, украшенное украинскими национальными орнаментами. Но это вовсе не отменяет того факта, что русская культура, в частности литература, во многом выросла и из украинской культуры.
Украинский вопрос для России — это вопрос самой России. Лично мне, как воспитаннику Российской империи, хоть и в ее позднейшем советском изводе, близка формулировка философа В. В. Зеньковского: “Собственно Россия в Новом времени и началась после объединения Московского царства с Украиной. И так было до конца этого тысячелетия. Россия и Украина — две половины одного целого. Во всех отношениях, а в культурном — особо”.
То, о чем говорит в своем эссе Клех, не предполагает, что на смену насильственной ассимиляции должно прийти некое противостояние. Есть другой путь, органичный и плодотворный. Путь взаимного культурного обогащения через свободное развитие всего, что заложено в культурных ментальностях наших народов. Это путь к полноте, полнокровности, универсальности нашей — во многом общей — культуры.