Новый Мир ( № 12 2007)

Немец не отступал: коли его превосходительству угодно чудить, так айн, цвай, драй — и оккупационная власть делает из теперешней невозможной нашей жизни бланманже.

— Благодарю вас, мне ничего не нужно, — отчеканил мой генерал.

Тут, судари мои, я позволю себе, быть может, глупейшее заключение. Да что с меня возьмешь, я ведь всего-навсего животное. И правду сказать, что позволено Зевсу, не позволено коту. Я вот о чем…

Вот люди. Отчего это они все воюют друг с другом? Снюхались, скажем, сегодня русский с немцем и давай тузить француза. А завтра француз с русским вдруг неразлейвода и давай совокупно грызть немчуру. То немец с итальяном поцеловались, докликались до япошки и ну втроем долбить англичана, русского да сунувшегося в кучу-малу далекого американа. И уж нет никакой возможности понимать драчунов помене, разных там польских, румынских, мадьяров, болгар или грецких драчунов. Вдруг испаны сами с собой передрались, и все иные скопом кидаются защищать одни левых испанов, другие правых, и такой лай над миром стоит, такая шерсть и кровяные клочья летят, аж небу тошно.

Ну чего это Иваныч так прилепился к французам-то? Картавые все. В нос говорят, будто насморк у них вечный. Почище нас, грешных, за юбками ухлестывают да целыми днями дурацкие шары катают. Немцы, вишь ты! Ну, немцы. Знавал я ихних котов. Манер приличных у них, надо признать, маловато. Ну, туповаты они. Ну, гавкают: гав, гав, гав! гав, гав, гав! Что тут приятного? Однако дерутся честно. Вцепится в вас такой тевтон, так только самый сильный силач сможет его от тебя отодрать.

Ну ладно, чтой-то я разгугнявился. Непозволительно своевольничать, будучи преданным обожаемому хозяину. Революциев давно не было? Еще не хватало мне, дерзкому, судить божество. К тому же мы народ военный, и наше дело слушать команду. Ежели приказ — бей германа, не жалея живота, напади на него, не жалея когтей, рви его, поганца, до смерти!

Сказать, что нас не посещали счастливые дни, было бы неблагодарностью судьбе, которую, как учил головастый немец Ницше, полагается любить, несмотря на то что она у вас ужасна.