Новый Мир ( № 12 2008)

…«Как сильно я благодарна Вам, именно благодарна. Не смейтесь над моими утрировками, — но, право, это чувство однородное с тем, как чув­ст­вуешь в детстве, когда восторгаешься природой или наслаждаешься каким-нибудь удовольствием, и в душе рождается какая-то горячая благодарность к Создателю. Я часто оставляла елку, чтобы побежать помолиться, а потом часто перед красотою заката падала на землю в восторге и немой молитве»

(Восп<оминания>. М., «Сфинкс», стр. IХ).

 

sub 77 /sub

sub   /sub

За торжественным обедом у кого-то из синодальных сановников, где было много дам, присутствовал Антоний Волынский21. Сидя среди важных дам, он вел «антониевы разговоры» с обычным своим вольнословием и свободоязычием. Сидевший поодаль старичок-архиерей из далекой Сибири одним ухом вслушивался в разговоры знаменитого владыки и, наконец, обратился к нему:

— Ваше Высокопреосвященство, я слышу, неоднократно упоминаете слово: Амур… Я знаю Амур: это река большая и судоходная…

(От С. М. Соловьева, слышавшего от Нестерова)

 

sub 78 /sub

sub   /sub

Разговор с Сашей со слезами, за 3 часа до его отъезда.

 

И в радость прерванной разлуки

И в знамя новых дружных встреч

Тебе несу, как прежде, муки

И душу посекавший меч.

Развертывает Ангел строгий

Былые годы в новых днях

И учит жить былой тревогой

Со старой песней на устах.

И вкладывая руку в руку,

О, обретенный снова брат,

Благословляю я разлуку,

Нас съединившую стократ.

 

19. VIII.

 

sub 79 /sub

sub   /sub

Волны ползучие впадины выбили

В темно-шафранных пустынных утесах.

Волны ль зовут к настигающей гибели —

Рушится ль зов этот в срывах и сбросах?

В шуме прибоя ль, в часы нападения,

Сердца земного в болезненных шумах —

К гибели зовы гремят в разрушении

В сердце хладеющем и рвущихся думах!

 

sub

84 /sub

sub   /sub

От природы, от себя, от человека, от смерти — отделялся человек завесами. Одни были из пышной, толстой, златокованой парчи; они хорошо все закрывали и под их закрытием легко и прекрасно, покойно и прочно было жить: человек разодрал эти завесы, — и лишь клочья их, уже ничего не прикрывающие, висят на мировом шнурке; повешены были новые занавески, более тонкие, подвижные, переменные, но тоже прекрасные — завесы искусства, философии, — они также изорваны и прохудились от времени; висит теперь тонкая, из всех тончайшая, занавеска из бумаги, поминутно меняемая, слабая и шумная (шумная оттого, что из бумаги: шумит, пока не смокла от дождя) занавеска «науки» — и человек думает, что ею он прикрыт и прочно защищен от бездны, от страшной Паскалевой пустоты, от ледяной Эйнштейновой «относительности»… И в мыслях нет, что там, под ним, бездонный океан. Шумит еще не до конца смокшая бумажка, всем видная и приметная, — и радуются слепцы, напрасно ищущие, где дорога, «поверив чувств слепым поводырям»22.

 

22. VIII.

 

sub 86 /sub

sub   /sub

Лермонтов — это перерванная радуга русской поэзии: дуга ее отрезана на первом чистом взлете, на светлом и вольном, но еще не полном, касании к небу23.

…Всем — даже поэтам (С. М. Соловьев) — виднее ее темно лиловый упор в землю, ее исход, чем ее восход — ее лазурный огонь касания к небу… А только в этом касании душа радуги.

 

sub 93 /sub

sub   /sub

Попадья говорит с восторгом:

— Окрестности восхитительные: то — горка, то — местоположение; то — горка, то местоположение...

29.VIII. (Акгута. Попадья, вероятно, Кашинская).

 

sub 94 /sub

sub   /sub

Я представляю себе, как Пушкин листует страницы современных журналов, как Лермонтов раскрывает на секунду стих Безыменского, как Ал. Иванов тихо проходит по залам современной картинной выставки, как Глинка в халате, одним ухом, в щель, слушает звуки Прокофьева и Мосолова, как Крылов слышит, как дети отвечают на уроке басни Демьяна Бедного… и я чувствую, с какою торопливостью спешат они уйти в свои тихие места, где нет стихов, картин и звуков, и с какою едкою усталостью спешат они смежить свои веки, чтобы ничего не видеть и тешить себя мыслью, что не продолжили их — стихи Безыменского и звуки Мосолова, а что после них — наступила благородная пустая тьма, — мир безо2бразный и беззвуковой.

29.VIII.

 

sub 95 /sub

sub

  /sub

Брожу по взгорьям в дни глухонемые

И окликаю никлую полынь —

И все ищу в узорочьи пустынь

Обрывки риз увядших Византии.

Прислушиваюсь к волнам Киммерии

И к подголоскам голубых твердынь

И мнится: ветры из сапфирных скрынь

Износят звоны плавкие Софии,

Несут, несут... И рушат в глубину,

Хоронят в зыбь с всемирною изменой —

И слушаю один пустынную волну,

И леденею под опавшей пеной,

И горько пью пустую тишину,

Как теплый труп с распоротою веной.

Писано 26.VIII.

Записано сюда 29.VIII.

sub 97 /sub

sub   /sub

— Хотите бессмертие?

— Нет. Не хочу.

— Хотите вечность?

— Нет, не хочу.

— Хотите вечного блаженства?

— Простите, не хочу.

— Хотите истины?

— Ни капельки не хочу. Позвольте пройти.

— Куда вы?

— Вот к этому человеку на стуле, у окна. У его стула, рука в руку с ним, я просижу всю мою жизнь. А когда я умру, он меня похоронит. И больше я решительно ничего не хочу.

 

sub 98 /sub

sub   /sub