Впечатление осталось тяжелое. И нам, при отправке, тоже было строго приказано — идти только посередине дороги. При таком быстром продвижении минеры успевали разминировать только дороги. И пока мы совершали свой переход, я поняла, что в меня вселился страх — наступить на мину и остаться без ног... — такое тяжкое впечатление осталось от виденного... Я шла и думала, куда лучше ступить ногой... а вдруг тут?! Нет, а вдруг — здесь?! Мучительно. Так продолжалось со мной два дня. И вот МСБ опять — вперед, догонять передовые части. Оставляют врача, двух сестер, санитара, чтобы они передали придвигающемуся сюда госпиталю четырех тяжелых раненых. МСБ грузился на машины. Поверх скарба — люди. Оказалось, что мне нет места, я прибежала последняя. Начсандив, проводивший инструктаж, велел мне остаться до следующего рейса, когда приедет машина за остающимися здесь людьми. Водителям было сказано — ехать “колесо в колесо”, никуда не сворачивать. Я уговорила начсандива, что “умещусь на верхотуре нашего операционного взвода”, и забралась и прилепилась высоко, над левым задним колесом, ухватившись руками за трубу печурки-“буржуйки”. Поехали. Настроение у всех бодрое. Девчонки-медсестры, облепившие верхотуру полуторки, тут же достали из карманов свои карты от когда-то недоигранной игры в “козлика” (что это за игра, я не вникала и не уважала это занятие, но не порицала девчонок — не была ханжой). Поехали... начался “козлик” и словесная пустяковина... Сколько отъехали — затрудняюсь сказать. Недалеко. Ну, метров сто — сто пятьдесят. Наша машина ехала четвертой... Я сидела — шинель внакидку, берет на одном ухе, — собралась рассказать Нине Поляковой и Славе Галкиной что-то смешное, а через секунду я уже на всю жизнь забыла, чего же такое я хотела рассказать... Раздался взрыв, и я откуда-то вижу парящих над машиной девчонок, потом вместе с грузом плавно сползающих вниз вместе с опускающимися бортами... Как в замедленном фильме... На какое-то время — я ничего не слышу, не ощущаю, не думаю, где я и что со мной-то, не понимаю, что произошло... Потом слышу голос хирурга Лукьяновой Наталии Ивановны: “Нет, мы не все... А где Аня Орлова?” Я хотела крикнуть: “Вот я!” И не получилось, как во сне — кричишь, а не кричится... А голоса моих товарищей не у подорвавшейся машины, а где-то у первых машин. Кто-то кого-то спрашивает: “Все ли целы?”, кто-то отвечает: “Санитару Семенову повредило ногу чем-то, возможно, каким-то тяжелым грузом, летящим с машины, возможно, камнем, вывернутым взрывом... Да у Клавы Китаевой — кровь из носа идет, а в остальном ушибы терпимые... И опять: “Ну где же Аня?” Потом голос Наталии Ивановны Лукьяновой, совсем рядом, надо мною: “Да вот она! Боже! У нее лицо в крапушку — земля въелась в поры, а сама она очень бледная, но улыбается...” Оказалось, я находилась в воронке, образовавшейся от взрыва противотанковой мины (от нее нет осколков, а только взрывная волна) как раз под левым задним колесом, над которым я прилепилась на верхотуре, желая ехать со всеми дальше.
