Новый Мир ( № 3 2003)

Норильск, Братск, Красноярск, Саратов, Омск, Екатеринбург, Пермь, Новосибирск, Иркутск — вот адреса поэтов, собранных под одной обложкой. Антологию составили стихи, печатавшиеся в газете “Трибуна” на странице, несколько скорбно названной “Приютом неизвестных поэтов”. Скорбная нота, увы, оправданна. Листаю краткие биографии авторов, опубликованные в конце антологии: “Большую часть из написанного сжег...”; “Бродяжий период длится семнадцать лет...”; “Был препровожден на погранзаставу как нарушитель...”; “Готовый набор был рассыпан...”; “Подрался с обидчиками, запинали до смерти...”.

Пока готовилась книга,пять поэтов погибли. Среди них — мой однокурсник по свердловскому журфаку Сережа Нохрин. Самый веселый человек на нашем курсе. Поэт, бард, актер и режиссер, отважный насмешник и всеобщий любимец... Помните старый мультик про каникулы Бонифация? Сережа был очень похож на этого славного Бонифация, даже внешне. И стихи он нам оставил такие, чтобы мы не очень-то здесь унывали.

Глубок карман фланелевой рубахи,

где пухленькая пуговка живет.

Она не говорит, не ест, не пьет,

отпав давно от ворота рубахи.

Стирается рубаха. И карман

стирается фланелевой рубахи.

Стираются в нем денежные знаки,

засунутые как-то мной в карман.

Но пухленькая пуговка живет.

Не голосит, не хнычет, не сдается,

не дергает меня, и мне сдается:

она меня во мне переживет.

Ее однажды извлечет на свет

случайность и меж пальчиков покрутит...

Ей, интересно, сколько будет лет?

И сколько лет меня уже не будет?

Однажды на армейских сборах мы с Сергеем попали в ночной караул. Нам следовало ходить по твердо установленному маршруту вдоль палаток — мне с одного конца, Сергею с другого. На маленьком деревянном мостике под фонарем мы встречались, как на Эльбе. У меня был карманный радиоприемник, он ловил только “Маяк”, и мы с волнением слушали новости уборочной страды. Мечтали: вот закончатся сборы, получим дипломы и поедем куда-нибудь в дальние края. Наивные, мы еще не знали, что вместо распределения получим армейские повестки и судьба навсегда разбросает нас в разные стороны.

Прочитав про “дальние края” и про “судьбу”, которая разбрасывает, Сережа не удержался бы от улыбки. И, может, написал бы на эти мои сентиментальности блестящую пародию. А потом мы бы смеялись, как не смеялись целых двадцать лет.

...Все реже и дальше улыбки друзей,

они скоро станут излишни.

Я скоро закроюсь. Я — старый музей,

и все посетители вышли.

 

Балашов — уездный город (1780 — 1928 гг.). Балашов,“Издатель”, 2002, 455 стр.