Новый Мир ( № 3 2003)

Наиболее интересным мне показался раздел “Люди и судьбы”, где опубликованы исследования В. С. Вахрушева. Из них узнал о печальной судьбе Павловки — имения, которому посвящены лучшие страницы любимой мной книги “Мои воспоминания” Сергея Михайловича Волконского. Павловки, на которую я мечтал когда-нибудь посмотреть своими глазами, оказывается, не существует. “От Павловки как культурного дворянского гнезда ничего не осталось...”

Новостью для меня стало “балашовское” происхождение книги “Сестра моя — жизнь” Б. Л. Пастернака. Именно в Балашов уехала Елена Виноград, в которую в 1917 году был влюблен поэт. Любопытны замечания Вахрушева по поводу стихотворения “Распад”: “Анализируя это стихотворение, наш выдающийся ученый Ю. М. Лотман толкует слово „распад” как метафору... Это верно, но исследователь упускает местный колорит. „Распад”, судя по локальным реалиям, — это станция Пады в 23-х верстах от Балашова... Поэт оказался на ней, скорее всего, случайно... Попав по ошибке в Пады, он коротал время, и в его сознании название станции ассоциировалось с распадом, ибо распадались тогда тысячелетние устои Российской империи. О „дезорганизации и распаде” России говорилось тогда же в резолюции Балашовского Совета от 24 августа 1917 года...”

Жаль, что автор быстро прощается с Пастернаком и переходит к “балашовским” реалиям у М. Шолохова и К. Федина. О том, как увлекательно и фундаментально могут быть исследованы и стихи, и проза Б. Пастернака в их топонимическом и краеведческом аспекте, показала недавно вышедшая замечательная книга Владимира Васильевича Абашева “Пермь как текст”. Вторая и, кажется, самая объемная глава в этой работе названа “Пермский текст в жизни и творчестве Пастернака”.

Валентин Берестов. Удивление. Стихи: лирика и юмористика. Калининград, “Янтарный сказ”, 2002, 175 стр.

Маленькая, в ладошку, книжка. Чистая радость.

Нет, руки зимой не у тех горячей,

Кто клал их в карманы или грел у печей,

А только у тех, а только у тех,

Кто крепко сжимал обжигающий снег...

В этом апреле Валентину Дмитриевичу исполнилось бы 75. Всего-то.

Пять лет уже прошло, как живем без него. Порой так хочется увидеть его смеющиеся глаза за толстыми стеклами очков, услышать голос, полный лукавых и ласковых интонаций...

...Я не верю в опустевший двор,

Я играю с вами до сих пор.