Новый Мир ( № 3 2008)

Собственно, это основное условие жизни всего животного мира. Таков закон Природы, замысел Божий. Даже иглокожие — морские звезды, которые, считалось, подобно растениям, лишены социальной жизни, в эту борьбу, оказалось, втянуты. Подводными съемками кинокамера подсмотрела, обнаружила, что борьба за доминирование на местности протекает у них хотя и замедленно, но не менее, чем у нас, ожесточенно; любопытно на это смотреть (побеждает, как и везде, сильнейший). Человек лишь тем отличается, что способен увидеть свое участие в социальной борьбе из какой-то виртуальной точки пространства, где этой борьбы нет. Подразумевается, что такое пространство существует. И неосуществимое стремление к нему, к соприродным душе мнимым небесным сферам заставляет терзаться “смутным трепетом”, насущной тревогой. Интересно, что избавленный от борьбы человек теряет этот трепет, а без него он не человек. “За что я, скажите, бездольною дрожью плачу…” Смею предположить, что поэт не согласился бы поменять свою “бездольную дрожь” на жизненные блага. Душа трудится, выгребая из обыденности, ей страшно завязнуть в ней надолго, остаться навсегда подмятой, она таким образом выполняет свой долг.

А та борьба за выживанье,

Которая подмяла всех,

Не более — чем оправданье,

Не менее — чем смертный грех.

Так что поэт сознательно вопрошает небеса, знает, что делает. И если может обратиться с таким вопросом: “Кого же любить и верить кому, на что надеяться, подскажи, / Немая и всетворящая, всеядная сила, любить ли одну тебя, / Любить больше жизни самой твои бесчинства и миражи, / Страшиться грома и молний и мощи твоей, любя?” — если можно так, такими словами потревожить силу жизни, таким разветвленным синтаксисом обеспокоить, — значит, не с ней, а с какими-то высшими силами установлена связь, душа поэта удостоенаотзбыва.

Это баратынское слово (с ударением на втором слоге) подвернулось нам не случайно. Валерий Трофимов занят тем же выяснением отношений с мирозданием, что и Баратынский. Эти вечныевечные вопросы!Что такое жизнь? Зачем она? Кто я? Что здесь делаю? В них не столько упрек небесам, требовательный и ждущий оправдания, сколько попытка понять и смириться. Казалось бы, одни и те же, знакомые многим, если не всем, чувства и мысли. Отчего так радуют, нерадостные? Ну, вот, например, такие:

…Будь себе одному благодарен за еще одно измерение, за полуночный мир,

Где ты неуязвим для реальности с ее грубой правдой и будничною тоскою.

Жизнь дневная похожа порой на зияние, на пустоту, пунктир —