Новый Мир ( № 5 2003)

Нет-нет — без шуток, если бы я играл Федора Павловича, я бы изо всех сил ему адвокатствовал. Я бы его играл знающим все то, что было после него. Допустим, я бы выкрикивал монахам в ответ на “Христос не за такую любовь простил!” — от всей души, сердца, горла и легких, чтоб стекла задрожали: “Нет, за такую!”, и чтоб по-настоящему пафосно, патетично вышло, не шутовской бы скандал вспомнил, а хорошие стихи, ну там: “Бросающая вызов женщина! Я — поле твоего сраженья...” — или: “О, где бы я теперь была, Учитель мой и мой Спаситель, когда б ночами у стола меня бы вечность не ждала, как новый, в сети ремесла мной завлеченный посетитель”. Вот как надо играть скандал в монастыре, чтобы вспоминались стихи Пастернака или в крайнем случае — слова Василия Розанова.

Тогда и противники, то бишь враги Федора Павловича, приобретут иной масштаб. Врагов надо уметь выбирать. Одно дело твой враг — шут гороховый и совсем другое — титан. Федора Павловича как-то все шпыняли и унижали, вот он униженный и оскорбленный, побитый одним сыном, убитый другим, и вышел в незамеченные учителя. Весь “мовизм” Валентина Катаева не из “моветона” и не из “мовежанра” вышагнул, а — право же — из замечательного рассуждения Федора Павловича, из его “мовешек” и “вьельфилек”: “Деточки, поросяточки вы маленькие, для меня... даже во всю мою жизнь не было безобразной женщины, вот мое правило!.. По моему правилу, во всякой женщине можно найти чрезвычайно, черт возьми, интересное, чего ни у которой другой не найдешь, — только надобно уметь находить...”

Забавно, что здесь никак не отитанить Федора Павловича — не получится. Как ни старайся, а все одно — старческое, сладострастное, слюнявое бормотание. Ведь ничего плохого, паскудного он не говорит — наоборот! Здесь — французистость, рыцарственность, кавалерство, канальство — черт возьми! А вот поди ж ты — интонация подводит.

По делам (спешу заметить! — по делам, а не для удовольствия) занесло меня на выставку французского эротического фотографа Эрве Леви “Уроки соблазна”. Бродя среди черно-белых застывших мгновений “вечно женственного”, я (бывает же!) напоролся на... Карамазова-старшего, то бишь прочел высказывание фотографа: “Каждая женщина даже не подозревает, как она прекрасна, — вот девиз моей работы!” — и Федор Палыч вспомнился с ходу — тот самый, с “мовешками” и “вьельфильками” и любовью к Франции и...