Висит за проводом высохший букет. Над дверью — “15.5.91. 100 лет Мастеру. УШАЦЪ помнит тебя”. [УШАЦ — это реликт совсем особой истории, рассказанной мне давным-давно старшим братом, берущей свое начало с первых послевоенных лет в Архитектурном институте и быстро приобретшей характер эпидемии. Это была фамилия студента, которую сокурсники написали однажды — ради розыгрыша — на всех столах, — чтобы он не различил занятого им для ночной работы над дипломным проектом. Потом это имя стали писать на стенах института — уже в протестном значении, в пику нелюбимому замдиректора. Появились стихи:
На стенах нашего МАИ
Мы “УШАЦ” пишем ежечасно
Лишь потому, что в наши дни
“Дурак Блохин” писать опасно.
А потом это имя стало появляться повсюду — вплоть до Владивостока и пиков труднейших альпинистских маршрутов.]
На стене:
“Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать”.
“Все в наших руках: бес паники”.
“Покайся, Иваныч, тебе скидка выйдет!”
“Наполни небо добротой!”
На двери: “Далась им эта бронированная”, “Остановите землю, я выйду”.
9 августа.
Еще о встрече с Берлином:— Мои родители, я помню, считали, что Троцкий — негодяй, а Ленин — фанатик, но честный, искренний. Такая была разница.
Конец советского времени
19 августа. Объявлено чрезвычайное положение. (Позвонила в 7.20 Т. В. Громова). [Добавлю — разбудила она меня следующими замечательными словами: “Ну, что вы теперь скажете, М. О.?!”]
“Эхо Москвы”. В перерывах между чтением обращения Янаева и др. — песенка:
... — Займите, сударь, место на костре!..
...А э-ти трое,
как ни старались,
Но не вошли в историю, хоть плачь,
Навеки бе-
зы-мянными остались
Доносчик, инквизитор и палач!..
...........................................................................................
21 августа.
В 7.30 вернулась с ночного патрулирования российского парламента.Накануне в 23.10 вышла из метро “Баррикадная” — в 10 — 15 минутах от “Белого дома”. Уже были сотни тысяч — под проливным дождем.
24 августа.
Алик Р-т 20 августа [встретила, когда расходились с митинга]: “Понимаете, раньше у меня был страх, причем не смерти, а пыток. За последние два-три года у меня исчез всякий страх”.Сегодняшняя панихида на площади. Нельзя поверить, что я это вижу! Под стенами Кремля раввин читает по-древнееврейски молитву по еврею, погибшему за свободу России!