Новый Мир ( № 6 2000)

Что же касается литературы в виде статичной книги, то она помещается теперь как бы на другом берегу пустоты. Пассажиру, наблюдающему подозрительно истончившийся горизонт, уже не верится, что там все такое же, как здесь. Александр Генис, обосновывая возникший после 1991 года новый писательский выбор между литературой как “игрушечной вселенной” и литературой как “голой, обнаженной до болезненного неприличия правдой”, видит причину разрыва в следующем: “Реальность взяла реванш у влиятельного миража, учившего тому, что только описанное художественным методом явление заслуживает доверия и осмысления”. Если первая часть высказывания примерно отражает образовавшийся в нашем пейзаже метафизический разрыв, то вторая бьет мимо: о каком “реванше реальности” можно говорить, если связь времен распалась не на уровне веков, а на уровне буквально месяцев? Где, спрашивается в задаче, эту реальность теперь разместить? Фрагменты “правды” отменяют друг друга с такой быстротой, что цельную, сколько-нибудь пригодную для написания “нетленки” картину сложить невозможно. Кажется, что “голая правда” может существовать только как частная правда автора, как его субъективный мираж, претендующий на влиятельность ровно постольку, поскольку автор как таковой способен заинтересовать собою более чем трех читателей. Можно ли нынче вообще создать на базе “правды” книгу достаточно просторную, чтобы она могла вместить, помимо автора, хоть что-то еще?