Не привязана к газетной надобности, кажется, лишь одна работа Олега Давыдова — о Пушкине. Вообще мысль, что Пушкин сознательно стремился к гибели, достаточно распространена в пушкиноведении. Олег Давыдов подводит под это соображение фрейдистскую базу, исследует влияния детства, матери, предпринимая поиски психотравмы, обнаруживает в душе Пушкина два разных “Я”, одно поэтическое, другое демоническое, влиянием которого и обусловлен выбор в жены Натальи Николаевны, предназначенной стать орудием смерти. Пожалуй, эта единственная работа в сборнике, имеющая право быть названной “исследованием” (подзаголовок книги обещает нам “Эссе и исследования”). Все же прочие относятся к жанру
газетного литературоведения,вовсе не кажущегося мне презренным или низким. Вся моя жизнь была связана с газетой, и я привыкла употреблять слово “газетность” в позитивном контексте. Но надо отдавать себе отчет и в том, чтогазетное литературоведение —это такие статьи и эссе, которые уместны в данное конкретное время и конкретной ситуации, но они быстро теряют свою актуальность, не приобретая взамен качеств фундаментального исследования.Остается сказать о загадочном тексте под названием “Отповедь редактору”, которому предписано играть роль предисловия к книге. Не знаю, был ли действительно у книги редактор, который представлял свои отношения с непокладистым автором как отношения “ножа и горла” и намеревался превратить ершистый текст в “гладко обструганный обрубок без задоринки”, или автор эксплуатирует миф о редакторе советской эпохи, этаком трусливом зайце с вечным испугом в бегающих глазах: “как бы чего не вышло”.
Если первое, то придется признать, что автору достался чудом уцелевший экземпляр некогда процветавшего вида. Самым естественным движением при встрече с реликтовым обитателем литературной фауны (и как он только сумел сохраниться в неблагоприятных условиях интеллектуального издательства “Лимбус-Пресс”?) была бы попытка уклониться от контакта. Автор, однако, предпочитает реликт уничтожить.