Новый Мир ( № 6 2010)

Убежденные в том, «что младенцы никогда не станут цивилизованными взрослыми, если будут предоставлены сами себе», взрослые не выделяли им и особых детских комнат, тем более что в представлении той эпохи вообще «не было смысла в каком-либо частном или личном пространстве». Как только ребенок выходил из младенчества, то есть становился на ноги, он втягивался в общую, «взрослую» жизнь. Поэтому «в обстановке дома колониальной эпохи» в принципе «не было ничего специального, что было бы предназначено для детей»: ни особенной детской одежды, ни особенной мебели. «Поскольку на детей смотрели как на людей, которым предстоит стать взрослыми, считалось, что работа и игра со взрослыми могут еще лучше подготовить их к тому миру, в который им предстоит вступить. Поэтому то, что дозволялось взрослым, было приемлемо и для детей».

Если с детских портретов XVII столетия на нас смотрят исключительно маленькие взрослые, то всего век спустя, ко второй половине XVIII, ситуация радикально меняется. Дети изображаются, как правило, с игрушками (прежде их просто не считали достойными изображения), а главное, одеждой и прическами они «резко отличаются от взрослых».

Такая перемена, считает Калверт, неспроста: она знаменует глубокие изменения в понимании детства. А они, в свою очередь, стали результатом «гораздо более широкого переосмысления сущности мирового порядка в целом — переосмысления, которое началось в научной среде XVII века и которому потребовалось столетие, чтобы стать всеобщим мировоззрением».

«Если раньше была распространена концепция статичного, но опасного мира, находящегося под властью божественных и сатанинских промыслов, в котором человек не способен предвидеть события и подготовиться к ним, то теперь стараниями философов и ученых укоренилась концепция мира динамичного. В ней все вещи, существа и даже культуры развивались через обозримые и предсказуемые стадии».