Американская исследовательница Карин Калверт пишет о том, как в вещах, которыми взрослые окружают своих детей, отражаются представления о том, что такое детство, каким оно должно быть, когда оно кончается, чего стоит ожидать от ребенка и как с ним следует обращаться. На примере трех веков американской истории — XVII, XVIII и XIX — Калверт показывает: в каждую эпоху такие представления оказываются принципиально — вплоть до противоположности — разными. И это притом что взрослые, как правило, всегда любили своих детей и желали им «самого лучшего». То есть — соответствия собственным идеалам, которые опять же в каждую эпоху мыслились совпадающими с самим естеством. Поэтому настоящее естество — живое и неудобное — ради этих идеалов всякий раз оказывалось необходимым втиснуть в некоторые рамки. Не без насилия над ним, а как же.
Так, в глазах XVII столетия, пишет Калверт, быть взрослым — и вообще человеком — означало прежде всего быть выпрямленным, вертикальным. Младенцы же занимали подозрительно «неопределенное положение между вертикально ходящими людьми и бегающими на четырех лапах животными». Американцы XVII века, вполне согласуясь в этом со своими европейскими современниками, ибо система ценностей была в конечном счете общая, были уверены: овладеть всеми необходимыми умениями, вплоть до прямохождения, самостоятельно дети не способны. Они, собственно, даже телесно оформиться и то не в силах: их нужно в буквальном смысле лепить, формовать. Выпрямлять младенцам конечности — а то так и останутся кривыми, осторожно сдвигать друг к другу еще мягкие кости черепа — а то так и не срастутся. Словом, ребенка надо было тянуть — и как можно скорее вытянуть — из животного состояния в человеческое, и вещи, связанные с детьми, служили именно этому.