Новый Мир ( № 6 2012)

Чисто теоретически нельзя исключить, что — если фальсификация имела место — в разное время в руках у ценителей русских древностей побывали разные рукописи со «Словом…». Такие сомнения рождает свидетельство Н. М. Карамзина: а одну ли рукопись видели он и первые издатели «песни» Н. Н. Бантыш-Каменский и А. Ф. Малиновский? Автор «Истории государства Российского» показал, что в оригинале было «сечи Трояни», а не «вечи» (века), как читается в Екатерининской копии и напечатано в издании 1800 года. Согласно его выписке, получается, что в рукописи отец Ярославны Ярослав Осмомысл метал-бросал через облака не «времены» (времена), а «бремены» (бремена — множественная форма слова «бремя»)[44]

. Во втором случае нельзя исключать, что Н. М. Карамзин воспроизвел текст «Слова…» с собственной смысловой правкой[45]. Но первое расхождение такому объяснению не поддается. Едва ли первые издатели попросту исправили «сечи» на «вечи», заметив, что в «Слове…» в другом месте встречается выражение «на седьмом веце Трояни»

[46](«на седьмом веке Трояна»). Ведь в других случаях они старательно избегали даже напрашивающейся правки.

А вдруг в руках у безымянного мистификатора было какое-то древнерусское сочинение — возможно, именно об Игоревом походе — и оно отразилось в тексте «Задонщины», а известный нам текст «Слова…» — лишь переработка этого сочинения? Может статься, как заметил по другому поводу австрийский писатель Стефан Цвейг, «неизвестный издатель проделал примерно то, что делают владельцы антикварных лавок, когда они из подлинного ларца эпохи Возрождения, умело используя настоящие и поддельные материалы, мастерят два-три ларца, а то и целый гарнитур, вследствие чего тот, кто отстаивает подлинность этих вещей, так же не прав, как и тот, кто называет их поддельными»[47].

Так, может быть, языческая образность «Слова…» все-таки плод усилий «соавтора» из XVIII века?

Вопросы остаются. Это признает и сам А. А. Зализняк: «Всё это не значит, что в <„>С<лове> п<олку> И<гореве”> нет больше ничего странного, что всё загадочное объяснилось. Темная история находки памятника остается. Темные места в тексте остаются. Слова спорного происхождения остаются. Озадачивающие литературоведов литературные особенности остаются. <…> Просто мы увидели, как мало шансов, несмотря на все эти подозрительные обстоятельства, оказалось у той прямолинейной, родившейся из надежды развязать все узлы одним ударом гипотезы, что перед нами продукт изобретательности человека XVIII века»[48].