Новый Мир ( № 6 2012)

«Акунин расстроен. Дашкова очарована. Лукьяненко поражен. Минаев восхищен», — кричали рекламные щиты и растяжки в ноябре 2007 года, советуя публике немедленно приобрести роман никому не известного Анатолия Брусникина. Чем же был расстроен Акунин? Тем, что хотел было написать роман из истории XVIII века, да пришлось отказаться: «Лучше, чем у Брусникина, не напишешь».

Задним умом, конечно, понятно, что рекомендация двусмысленна, что она иронически обыгрывает мифическую фразу Потемкина «Умри, Денис, лучше не напишешь», якобы сказанную Фонвизину на премьере «Недоросля» (где екатерининский вельможа не был), чтоАнатолий Брусникин

— почти анаграмма Бориса Акунина, да и сам псевдоним, учитывая болотное соседство клюквы и брусники, носит игровой характер.

Но инерция отталкивания от книги, рекламируемой теми же методами, что сникерс, перевешивала любопытство. И вот уже Лев Данилкин в статье с фельетонным названием «Пляска головой и ногами» («Афиша», 14 ноября 2007) едко иронизирует над романом, его языком, его героями и витиеватым сюжетом, а Евгений Белжеларский в «Итогах» (10.12.07) беспощадно резюмирует: сюжетные нагромождения автора бессмысленны, а написана книга бестолково. Коллегам же советует не подыгрывать попыткам назначить в бестселлеры коммерческий проект.

Критик «Итогов» беспокоился не зря: действительно, журналистика принялась подыгрывать рекламе, занявшись поисками автора, что оказалось интереснее и проще, нежели писать о самой книге. Как ни странно, на рекламную кампанию Брусникина сыграла и Елена Чудинова, вряд ли того желая. Вскоре по выходе романа она обвинила Брусникина в плагиате.

По ее утверждениям, она предлагала издательству «АСТ» роман «Ларец», его отвергли, а спустя некоторое время вышел «Девятный Спас» и Чудинова увидела в нем использованные ею сюжетные элементы. Перечень этих сюжетных элементов заставил меня улыбнуться: совпало время действия (XVIII век), три героя (только у Чудиновой девушки, а у Брусникина юноши), волшебный предмет, вокруг которого вертится действие (у Чудиновой — ларец, у Брусникина — икона), тайна рождения царского отпрыска, ну и дальше в том же роде. Возник вопрос: неужели Чудинова искренне считает эти сюжетные элементы собственными? Три сестры (или три брата, три царевича, три медведя) волшебных сказок, тайна рождения царского сына (царской дочери), поиски волшебного предмета — все это общие сюжетные места, топы, присутствующие во всех фольклорах мира и тысячу раз воспроизведенные в литературе.