Новый Мир ( № 8 2004)

Новое “я” и новый мир появляются у Кочергина. В отличие от него, у Гандлевского, Маканина и Сенчина нет ни подлинного “я”, ни достоверного мира. У Маканина мир — это государство, власть, общество, масса — мир как тюрьма городского сознания (философски); или — мир как узкоусловное пространство психбольницы, коридоры аллегорической общаги (образно). Его герой не познает мир, а встает к нему в оппозицию не на жизнь, а на смерть. Его “я”, претендующее на реальное свободное бытие, без гармоничного диалога с миром, своей дуалистической “половинкой”, вырастает до ложного бога, до в себе самой запертой вселенной. “Я” героя Гандлевского расплывается в мире, понятом как замкнутый мирок литературного сообщества. В такую же ловушку внутрилитературного мироощущения пойман и герой Сенчина: женщины его — из Литинститута, чтоб далеко не ходить; друзья — все литераторы; занятия только литературные, мысли и увлечения — тоже. “Меня сейчас повсюду окружает литература” (“ВВ”).

Сенчин — продолжение линии Гандлевского, Кочергин — преображение линии Маканина.

Герой Кочергина, по сути, решается на Петровичеву жизнь “вне оценок”, его так же занимает проблема укрепления воли. Однако дорогой сердцу Петровича метод “удара” лишен созидательной концепции: Петрович борется за любой образ своего “я”, его “удар” — это не преображение, а самосохранение, активность внешней, но пассивность внутренней жизни. Кочергин — андеграунд духовный, Маканин — социальный и политический.

И Петрович, и Илья спасаются бегством от мира. Но у Маканина это бегство от государства и толпы—

в “я”,к

ничто (его цель — ничто, или отрицание всего, а “я” — это спасительная обитель). Государство и толпа представляются ему единственно реальным миром, за пределами которого только Ничто и выпавший в его пустоту индивидуум. У Кочергина все наоборот: бегство герояк“я”,

вреальный мир (его цель — “я”, а спасающее пространство — это мир, несводимый к тюремному подворью государства и общества). Кочергин, восставая против всего иллюзорно-общеобязательного, противопоставляет себя не миру, а только его призрачному подобию.